Маргарита Былинкина - Всего один век. Хроника моей жизни

3) Под конец — о своей задаче:

«Есть над чем подумать, если заново вчитаться в эту такую этически многогранную, эстетически многослойную вещь. Задача переводчика — быть гарантом достоверности переводного художественного произведения и умелым распорядителем богатств родного языка, чтобы творения больших иноязычных мастеров могли стать частью отечественной литературы вне зависимости от вкусов той или иной эпохи. С этим, кажется, согласен и Габриэль Гарсия Маркес: «Самое главное для меня — чтобы эта книга перешла от одного поколения к другому, нравилась бы детям и понравилась бы внукам. Я думаю, как раз это и называется остаться в литературе».

Резонанс на мою статью был скор и немало меня позабавил, но об этом ниже.

Все лето 94-го я с удовольствием, не покладая рук, трудилась в своем домике над воскрешением Маркеса во плоти и крови. Дни — пошли.

В одном окне, что напротив стола, солнце ползло с востока к зениту, а в окне справа клонилось к закату и медленно исчезало за темной стеной хвойного леса. Свежий ароматный ветерок шевелил листки рукописи на столе, на стуле, на кровати. Я отрывалась от бумаг, только чтобы перекусить и пройтись по участку, заросшему бурьяном.

Передо мной стояла непростая задача не только воссоздать дух и букву оригинала, но и постараться ни единым словом не повторить прежний перевод во избежание обвинения в плагиате. Впрочем, последнее не представляло труда, так как оригинальный текст сам уводил меня и стилем, и лексикой от варианта Столбова и Бутыриной.

У меня не имелось ни малейшего желания обвинять Столбова (тем более что он к тому времени уже умер) — мне надо было оправдать Гарсия Маркеса. К тому же еще в 74-м году, не успев прочитать Маркеса в исполнении Столбова, я смогла составить мнение о нем как о переводчике-прозаике.

Как заведующий отделом в «Худлите», он не мог не доставлять себе удовольствия публиковать свои переводческие работы в собственном издательстве. Одна из таких работ — после Маркеса — называлась «Хуан де Майрена. Изречения, шутки, замечания и воспоминания апокрифического профессора». (Кстати, правильнее было бы сказать «лже-профессора» или «ученого самозванца»). Автор — известный испанский философ и поэт Антонио Мачадо, то есть автор, который требует сохранения при переводе афористичности и поэтичности своей натуры.

Для публикации любой книги в советских издательствах требовались две внутренние положительные рецензии от членов СП.

Для Столбова такие внутренние рецензии были пустой формальностью, но на этот раз он почему-то не дал произнести «похвальное слово мудрости» никому из своего ближайшего литературного окружения, а попросил это сделать меня. Видимо полагал, что «приятельница его приятеля Дашкевича» уж непременно его уважит и ограничится легким дифирамбом на скорую руку.

Он допустил оплошность. Если я чувствую в деле свою правоту, мне трудно не поделиться тем, что я считаю нужным выложить, невзирая на лица и последствия и не плутая вокруг да около. В политических дебатах приходилось прикусывать язык до крови, но в профессиональной и этической сфере мне нет удержу. И я написала Столбову в подробной девятистраничной (закрытой) рецензии все, что думала о рецензируемом материале после того, как впервые в жизни познакомилась с его прозаическим переводом.

Привожу краткий фрагмент моего недипломатичного, но честного резюме:

«Русский перевод В.С. Столбова сатирической прозы Мачадо носит явный отпечаток поспешности и небрежности. Считаю, что этот сам по себе интересный материал требует серьезной доработки».

Далее я привожу множество примеров, один из которых следует ниже.

В предлагаемом переводе читаем:

«Я также хочу напомнить вам о том, что хорошо знают маленькие дети и слишком часто забываем мы, взрослые: труднее ходить на двух ногах, чем упасть на четырех».

Авторская же подача и мысль такова:

«Хочу напомнить вам о том, о чем прекрасно знают младенцы, но забывают взрослые: труднее стоять на ногах, чем ползать на брюхе».

Таким образом, наша дискуссия со Столбовым о принципах перевода началась еще при его жизни, как только я ознакомилась с его прозаическими опытами. Знакомство же с вариантом его перевода «Ста лет одиночества» лишь укрепило меня во мнении, что надо засучить рукава и приниматься за дело. Реальный труд интереснее и достойнее любой критики или полемики, а тем более с усопшим.

И вот — дело сделано.

Моя своего рода рекламная статья в «Литгазету» попала в руки редакторши И.Хуземи и была опубликована в июне 95-го года. А всего через неделю там же появился «ответ группы товарищей».

И. Хуземи, газетчик с крепкой журналистской хваткой, учуяв запах сенсационности, заранее познакомила с моей статьей одну из своих приятельниц-переводчиц, а далее все пошло по телефонной цепочке. Товарищи, сорганизованные в группу, члены которой сплошь старые мои коллеги-переводчики, подписались: Э. Брагинская, Н. Трауберг, Л. Осповат, А. Гелескул, Л. Синянская, Н. Ванханен, Н. Малиновская, В. Дубин.

Пафос пламенной диатрибы был втиснут в два постулата: «Не сметь поднимать руку на труд Столбова!» и «Ужо мы тебе покажем, только попробуй опубликуйся!»

Затея мне показалась смешной. Ведь мой вариант перевода еще не вышел в свет и практически ни о какой конкретной его критике попросту не могло быть речи. А запугивать собрата по цеху просто глупо. Тем более что подписанты-то люди все солидные и вроде бы интеллигентные…

И потому единственное, что меня заинтересовало, был даже не вопрос «кто организовал эту операцию старорежимного общественного порицания», а какова причина бури, разразившейся в стакане воды? Едва ли подписанты стали бы в едином строю защищать устаревшее детище Столбова, хотя все они регулярно печатались в «Худлите». Тогда, может быть, это запоздалая месть за мою «работу на антисемита Дашкевича»? Однако, скорее всего, негодование по поводу того, что никому из них самих не пришло в голову взяться за эту трудоемкое, но интересное дело.

Я недолго занималась разгадыванием шарад: отвлекаться было некогда, надо было завершить перевод и предложить его какому-либо издательству.

Публикации в «Литгазете» обострили интерес к Гарсия Маркесу, было заглохший в последние десять — пятнадцать лет. Публику не слишком интересовали внутрицеховые дрязги, в которые меня хотели втянуть.

Моим вариантом перевода романа «Сто лет одиночества» заинтересовались два издательства: сначала «Тройка-Вагриус» и затем «Труд». В первом из них роман вышел в 97-м году, а во втором — в 96-м.

Однако мои взволнованные коллеги не могли успокоиться, поскольку я не обратила внимания на их дружеское предупреждение.