На берегах Невы. На берегах Сены. На берегах Леты - Ирина Владимировна Одоевцева

Альбом этот погиб 5 августа 1921 года, после ареста Гумилева. Он был уничтожен моими родными вместе с письмами ко мне Гумилева, черновиком его автобиографии и всеми его книгами с надписями.

Сделано это было против моей воли, в мое отсутствие, из понятного страха – возможного у меня обыска.

Но страх, как и большинство страхов, оказался неоправданным – обыска у меня никто не производил, и мой альбом погиб совершенно напрасно.

Да, конечно, я очень болезненно пережила гибель моего альбома, я еще и сейчас с грустью вспоминаю о нем.

Но с чисто историко-литературной точки зрения гибель его не представляет собой большой потери. Ведь Гумилев успел еще при жизни составить свою последнюю книгу и включить в нее все стихи, которые он считал достойными быть напечатанными.

Остальные – их было немало – не представляли собой ценности, а являлись, по выражению Гумилева, «дифирамбиальными упражнениями, далеко не всегда удачными».

Впрочем, я все же сообщила несколько из них Г. Струве, и они включены во 2-й том собрания сочинений Гумилева.

Приведу еще два стихотворения из моего альбома. Они интересны тем, что показывают, насколько Гумилев был аккуратен и экономен в своем поэтическом хозяйстве.

Первое:

                           Конквистадор в панцире железном,                            Признаю без битвы власть твою                            И в сопротивленьи бесполезном                            Не грущу, а радостно пою —                            В панцире железном, в тяжких латах, —                            Бант, сидящий словно стрекоза,                            В косах золотисто-рыжеватых,                            И твои зеленоватые глаза,                            Как персидская больная бирюза.

Строчки:

                           На твои зеленоватые глаза,                            Как персидская больная бирюза

были им повторены в стихотворении «Лес», написанном через две недели после «Конквистадора».

И второе:

                           На веснушки на коротеньком носу,                            И на рыжеватую косу,                            И на черный бант, что словно стрекоза,                            И на ваши лунно-звездные глаза                            Я, клянусь, всю жизнь смотреть готов.                            Николай Степаныч Гумилев.

О сравнении «бант словно стрекоза» Гумилев вспомнил больше чем через год и перенес его во второе стихотворение, написанное уже в декабре 1920 года.

Гумилев иногда из «экономии» даже посвящал свои мадригалы различным лицам.

Всем, например, известно – об этом уже не раз говорилось в печати, – что «Приглашение в путешествие» посвящалось многим, с измененной строфой, смотря по цвету волос воспеваемой:

                           Порхать над царственною вашей                            Тиарой золотых волос.

Или:

                           Порхать над темно-русой вашей                            Прелестной шапочкой волос.

Были и «роскошные», и «волнистые» шапки волос, и «атласно-гладкие» шапочки волос.

Сам Гумилев в минуты откровенности рассказывал мне, сколько раз это «приглашение» ему «служило», как и второе его «ударное» стихотворение: «С тобой мы связаны одною цепью».

В моем альбоме их, конечно, не было, но в нем рукой Гумилева были записаны почти все его лирические стихи, сочиненные им в это время, вплоть до «Моим читателям».

Гумилев совершенно серьезно уверял меня, что они все написаны мне. Но я, несмотря на всю мою тогдашнюю наивность и доверчивость, не верила этому, что иногда сердило его.

Все же мой альбом мог послужить материалом для датирования стихотворений – Гумилев всегда ставил под ними точную дату.

Иногда, правда довольно редко, попадались и «разночтения», как теперь принято говорить.

Так, в «Канцоне первой», открывающей мой альбом, вместо двух последних строф, начинающихся:

                                  В этот час я родился,                                   В этот час я умру,

были строки:

                                  Лишь несчастно влюбленным                                   Снятся райские сны.                                   В этом мире полночном                                   Мне дороже весны                                   Ты, со взглядом зеленым                                   И такой глубины,                                   Что одним беспорочным                                   На земле суждены.

Я удивилась необычайному чередованию рифм.

Гумилев обиженно пожал плечами.

– Пожалуйста, без критики. Много вы понимаете. Правила существуют для начинающих. А я, слава богу, могу рифмовать как хочу. Кальдерон недаром говорил, что, изучив правила, надо запереть их на ключ, а ключ бросить в море – и только тогда приступить к творчеству. И писать по вдохновению…

Но через несколько дней он прочел мне измененный конец этой канцоны, такой, как он напечатан в «Огненном столпе».

Я попросила его записать мне в альбом окончательный вариант, но он, не без злорадства, отказался:

– Нет уж, пусть у вас остается прежний конец, хотя вы его и критикуете.

Больше я никогда –