Виктор Пшеничников - Тропою джейрана
- Выпустите меня отсюда! - забарабанил Хаятолла по двери. Немедленно выпустите меня, или я разобью дверь.
Он по-кошачьи быстро прыгнул назад, к низенькому столику, подхватил его за ножки, намереваясь вышибить им доски, но дверь сама, будто по волшебству, распахнулась, и на пороге, высвеченный солнцем, предстал перед ним Олим.
- Зачем ты оставил меня одного? Зачем? - с плачем бросился к нему мальчик. - Я думал, вы все ушли...
- Немедленно вытри слезы и перестань хныкать! - не на шутку рассердился Олим. - Тоже мне, пахлавон. Сердце у тебя в груди или глина?
Хаятолла чуть ли не до крови прикусил нижнюю губу, старательно показывая, что слез больше нет и он не плачет.
- Вот и хорошо. Встречай-ка лучше гостя.
Олим уступил дорогу, и следом за ним в комнату вошел, скрипя новенькими ремнями портупеи и кожей высоких ботинок на шнурках, военный, чем-то неуловимо похожий на Олима. Хаятолла в изумлении открыл рот.
- Салам алейкум! Давай твою руку, герой, - поздоровался вошедший. Меня зовут Рашидом. Я командир оперативного батальона ХАД. Наслышан о твоих подвигах. Молодец! Не страшно было?
Храбрясь перед взрослыми, испытывая жгучий стыд за невольные слезы, Хаятолла покруче выпятил грудь, а губы сами собой произнесли:
- Страшно...
- Молодец, что не соврал, - хохотнул довольный Рашид. - Не страшно одному бревну, так ведь оно - деревянное. Ну что, готов идти с нами? Не испугаешься или будешь дрожать, как овечий хвост?
Хаятолла еще только собирался ответить, как Рашид его опередил, весело рассмеялся:
- Ну, ну, будет, не сердись. Я и забыл, что ты пуштун. А пуштуны с рождения ничего не боятся. Ведь верно?
Гордый, что с ним разговаривают, как со взрослым, что ему доверяют, мальчик зачарованно, с любовью и благодарностью смотрел то на Олима, то на Рашида. Теперь он разгадал, какое между ними двоими сходство: во-первых, усы, одинаково черные, густые, во-вторых, голоса - добрые и правдивые. Уж в чем-чем, а в голосах Хаятолла разбирался не хуже, чем в оружии, и это умение еще ни разу его не подвело.
- Словом, так, - отрезал Рашид, меняясь на глазах. - Времени нельзя терять ни минуты, и поэтому мы решили взять тебя с собой. Если промедлим, Ахмет-хан сменит базу, и установить новое его место будет куда трудней. Тебя, Хаятолла, предупреждаю: никаких глупостей, никакого баловства. С этой минуты ты становишься сыном батальона и потому обязан беспрекословно подчиняться мне как командиру. Ты все понял?
Хаятолла затаил дыхание, молча кивнул, готовый в доказательство немедленно исполнить любое приказание командира. Рашид слегка качнулся на носках своих добротных, оснащенных толстенной подошвой, солдатских башмаков.
- Запомни: от меня не отставать ни на шаг. Когда выйдем на банду, сидеть там, где укажу, и носа из укрытия не высовывать. С оружием тоже не шутить, применять только в крайнем случае, при необходимости. Рафик Олим, вручите бойцу оружие...
Олим с улыбкой и одобрением протянул Хаятолле пистолет и две запасные обоймы. Мальчик тотчас узнал в нем тот самый, с которым еще недавно пробирался в уездный городок Шибирган.
- Спасибо!
- Не надо благодарить, - остановил его Олим и торжественно произнес: - Пусть оно служит тебе на пользу революции. Помни: и ты ее защищаешь. Да, вот еще что... - Олим расстегнул ворот рубашки, снял с шеи подаренный Хаятоллой амулет. - Возьми. Теперь он тебе нужнее...
- Да поможет нам аллах! - молитвенно провозгласил Рашид и первым решительно вышел из комнаты.
Внизу, у дома, укрытый в густой тени деревьев губернаторского сада, их ждал наготове "джип" с широкоскулым, каменнолицым шофером за рулем. Все трое уселись, и машина, выныривая из нежной зелени листвы, помчалась в батальон, вздымая вдоль узкой улочки нещадно летящую пыль.
За металлическими воротами, в которые вскоре уперся пышущий жаром капот, тоже кипело движение и чувствовался общий азарт: под дощатым навесом, кое-как защищавшим от солнца, гремели кости и слышался стук фишек - сорбозы сражались в шеш-беш.
С появлением Рашида бойцы батальона ловко разобрались в две шеренги, замерли по стойке "смирно" - носки взрозь, руки цепко обхватили оружие... И никто из них, только что веселых, не усмехнулся, глядя на важно вышагивающего рядом с командиром подростка с торчащим из-под рубашки пистолетом, не сказал обидного слова.
Тут же, на площадке перед ослепительно белым зданием, украшенным броским плакатом с витиеватой арабской вязью, ревел мотором и выбрасывал синий удушливый дым обшарпанный бронетранспортер. Подсадив Хаятоллу, Рашид в мгновение ока забрался в люк у башни с пулеметом и махнул водителю: вперед!
Еще не веря, что его взяли на настоящую операцию, Хаятолла сидел тихо, смиренно, как не сидел даже на уроках муллы, боялся и кашлянуть, чтобы прочистить попавшую в горло пыль. Плечом он упирался в плечо Олима, устало прикрывшего глаза, и блаженно улыбался чему-то, считая себя человеком везучим и, безусловно, счастливым.
На бездорожье, куда вскоре свернул с накатанного шоссе их БТР, тяжелую машину бросало из стороны в сторону: пыль, и без того густая, теперь и вовсе лезла во все щели, погрузив железное нутро кузова в полумрак. Но одиночества Хаятолла не ощущал: рядом, надвинув каски чуть не на брови, покачивались и кланялись рытвинам бойцы батальона Рашида, и мальчику было спокойно среди них, даже по-особому уютно и надежно. И то, что они не проявляли нетерпения или страха, и в него самого вселяло невиданную прежде уверенность, немалый восторг и безотчетное ликование. Он уже представлял, как, прибыв на место, поведет батальон заповедной, известной только ему джейраньей тропой, как укажет минерам, где запрятан смертоносный груз, как...
"Мины! - вдруг осенило его. - Ведь я же ничего не сказал Рашиду о минах!"
Он встрепенулся, привстал на ящик с гранатами, чтобы от него докарабкаться к люку и предупредить командира. Однако Олим был начеку и ухватил Хаятоллу за ногу, едва тот поднялся.
- Бандиты на тропе заложили взрывчатку! - горячо, стараясь перекричать мощный рев двигателя, заговорил он в самое ухо Олима. - Я только сейчас вспомнил про мины. Джейраны обходят их стороной, потому что чуют, а другой кто наступит...
- Сиди и не дергайся, а тряхнет на колдобине - и свернешь себе шею, прижал его к сиденью Олим. - Это известный прием бандитов, будь уверен, Рашид о нем знает. Потому бандиты и боятся Рашида, что командир он умелый, недаром и назначили за его голову сто тысяч афгани.
Теперь Хаятолла окончательно успокоился и полностью отдался во власть дороги, какой бы неудобной она ни была. И только жажда временами напоминала о себе, но спросить воды Хаятолла постеснялся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});