Николай Карташов - Испытание

На «КВ» стоит Патоличев. Рука поднята, пальцы сжаты в кулак. Его голос гремит под сводами цеха: «Мы должны работать так, чтобы каждый из нас после разгрома врага мог сказать: «Я в суровые дни Отечественной войны работал в коллективе Танкограда. Мы давали фронту грозные танки, мы сделали все для победы над врагом».

Финишная ленточка на конвейере перерезана. Танковый дизель ревет во всю мощь, Т-34 осторожно трогается с места. Люди бросают кепки, танковые шлемы, кричат «ура». Но слышен только оглушительный вой мотора.

Бусыгин не выдерживает: он вскакивает на броню танка. За ним другие. Начальник цеха Воронцов пытается снять «десант», машет руками, грозит. Но его никто не слышит.

Первая «тридцатьчетверка» ушла из цеха.

ТАНК УЧИТСЯ ХОДИТЬ…

Бусыгин вышел из дома и зажмурился от яркого солнца. Было безветренно, небо — голубое, безбрежное.

Кто-то, проходя мимо, сказал:

— Бабье лето.

Вот оно какое — бабье лето. Идя по молодой аллее, Бусыгин стал вглядываться в ее осенний наряд. Увидел, как желтая прядь вплелась в вязь листвы молоденькой березки.

Сегодня впервые Бусыгин прошел не в цех, а вместе с Константином Ковшом поехал на танкодром. Сбылась мечта Николая: его первым из «СБ-34» определили механиком-водителем при опытном цехе.

Радовался солнцу, теплу. Радовался своей новой работе.

Конечно, никакой он еще не испытатель — пока только механик-водитель танков. Но все-таки первый шаг к мечте сделан.

За городом лес и поле в полном осеннем убранстве. Воздух чист, напоен ароматом перезревших трав.

Когда танк «КВ» остановился на несколько минут на опушке, Бусыгин вылез из машины и оглянулся на лес, прислушался. Показалось, что роща шепчется: стоял неумолкаемый и ровный шелест листопада.

Поехали дальше.

Предстоял нелегкий день на танкодроме, а потом и на полигоне.

Почти каждый месяц завод ставил на производство модернизированные тяжелые танки типа «КВ». И вот сейчас на грозную машину поставили новую, 122-миллиметровую артиллерийскую установку, и надо было проверить качество пушки стрельбой и возкой, прочность и безотказность, загазованность боевого отделения при стрельбе с открытыми и закрытыми люками и многое другое.

На танкодроме машину встретил Николай Леонидович Духов, один из создателей серии тяжелых танков. Он был невысокого роста, одет в комбинезон, в руках держал танкошлем и маленький чемоданчик. Духов то и дело вытирал платком круглое лицо, большой лоб, бритую голову. Добрые, большие темно-серые глаза смотрели внимательно и приветливо. Конструктор прославленный, именитый. И в звании — генерал. Лауреат. Между тем чувствовалась в нем какая-то мягкость, чуть ли не застенчивость. Он чем-то напоминал Бусыгину старшего мастера: так же всегда прибавлял «пожалуйста», «прошу вас».

Духов поздоровался с экипажем.

— Все в порядке? — спросил он Ковша.

— Все, товарищ генерал, к испытаниям готовы. В расчете — новенький, из «СБ-34», механик-водитель Николай Бусыгин.

Бусыгин сделал шаг вперед: мол, вот он я. Духов улыбнулся — и глазами, и пухлыми красивыми губами.

— Кировец, товарищ генерал, — смело сказал Бусыгин.

— «КВ» собирали?

— Собирал в Ленинграде. И здесь тоже.

— Очень хорошо. А лет сколько?

— Шестнадцать.

— Смотри-ка… А крупен, богатырский парень. Ну хорошо, сейчас подъедет Петр Климентьевич и начнем. Прошу вас — передохните пока.

Бусыгин спросил:

— А кто такой Петр Климентьевич, кого ожидаем?

— Полковник Ворошилов, военпред, — ответил Ковш.

— Вот оно как… Сын Ворошилова, того самого?

— Сын маршала.

Николай чуть ошарашенно посмотрел вслед Духову.

Константин взял Бусыгина за локоть, потянул за собой, к деревцу. Сели на мягкую траву, присушенную солнцем. Невдалеке на какой-то жерди примостился коршун, и было непонятно, что нужно ему здесь — ведь никакой добычи не предвидится.

Ковш проследил за взглядом Николая, тоже глянул на коршуна.

— Намаялся, бедолага, облетел свои владения, отдыхает. Мастер летать. А если сиганет вниз, то затяжным. — Улыбнулся: — Не раскрывая парашюта.

Помолчали. Хорошо было лежать на траве, подставив лицо солнцу, вдыхая аромат степи.

— Послушай, — прервал молчание Бусыгин. — Что, по-твоему, главное в работе испытателя танков?

Ковш задумался. Он машинально жевал травинку. Николай внимательно на него смотрел. Ему нравился этот человек. Было ему лет тридцать. Крепко сложенный с добрым и умным лицом, смелый и решительный. Он управлял танком как бы шутя, уверенный в своем мастерстве, которое рождалось еще на финской войне, среди лесов и болот. Болота с их топями — это же настоящие пропасти: чуть не досмотрел, заволновался — и конец тяжелой машине, конец всему. А попробуй разглядеть топь эту. Покроется зимой тонким ледком, запорошится снегом — гляди в оба. Нужно ювелирное мастерство и быстрая реакция, чтобы не попасться в коварные сети, расставленные природой. Может, именно об этом и думал Константин Ковш, размышляя над вопросом молодого испытателя.

— Главное, — сказал он, — реакция. Умение мгновенно действовать, когда тебя что-то застало врасплох. Поэтому испытатель должен заранее все отработать до автоматизма. Не имеет права ничего забывать. Плохая память — враг номер один. Ошибки во время испытаний машины — это ошибки внимания… Ясно я говорю?

— Ясно, ясно…

— Вот в том и особость наша: все умей делать, кто-то что-то не может, не умеет, а ты все моги. Надо уметь отлично управлять машиной — с наибольшей точностью, и с наименьшей затратой сил. Поэтому ты, друг любезный, не ленись. У конструкторов, в КБ, у сборщиков будь своим человеком. Изучай машину в процессе ее создания. Все это потом пригодится, ох, как пригодится! Испытатель берется за обучение машины, учит ее ходить. Он — судья дотошный и строгий. За ним последнее слово. Что в ней хорошо, а что надо доработать. На что способна. Как преодолевает препятствия. Как ведет огонь… Только вылезешь из люка после испытаний, и тут же к тебе и конструкторы, и военпред, и начальство — целое следствие ведут: «А как это, товарищ Ковш? А как то, товарищ Ковш?». Еще, черти, посмеиваются: называют «профессором». Это — Николай Леонтьевич Духов. «Ты, говорит, голубчик, профессор. Мы машину больше по чертежам знаем, да на взгляд, а ты — на ощупь». Вот, чудаки, скажут ведь.

Николай любовался своим наставником.

Ковш сидел на траве, вытянув ноги, опираясь на руки, откинувшись назад и подставив лицо солнцу.

— Я от этого солнца пьяней вина, — неожиданно сказал Ковш. Он выпрямился, начал медленно потирать ногу. — Даже не верится, что осень. Чудно: вчера заливало, сегодня — теплынь…