Эрвин Полле - Четыре жизни. 3. Производственник

Записал распоряжение начальнику смены центральной лаборатории проводить регулярный обход крыши и гонять посторонних, мягкая кровля не предполагает разгуливания, тем более в солдатских сапогах (закрыть вход на крышу не позволяют правила техники безопасности). Пришлось уколоть руководителей стройки на очередном штабе, проходившем в моём кабинете: крыша течёт, а Ваши солдаты маются без дела. Кстати, основная функция штабов на финишной стадии строительства — ликвидация взаимных претензий эксплуатационников, строителей, монтажников, пусконаладчиков, проектировщиков.

Из тысяч мелькавших и менявшихся от призыва к призыву солдат начала 80-х запомнил одного. Узбек по имени Толиб (фамилию никогда не знал), рядовой, с ним мы доброжелательно общались примерно полгода. По-порядку. Мне разрешили организовать хранение лабораторных реактивов и стеклопосуды в отдельно стоящем здании. Работали без проекта, задействована специфическая валюта — спирт. Смонтирован двухэтажный склад, мужчины лаборатории «на пупу» затащили металлические стеллажи, наворовали у монтажников основных цехов импортную металлическую просечку, сварщики, транспорт и грузоподъёмные механизмы появлялись по первому требованию. Последняя стадия — антикоррозионная покраска. Штаб выделил в помощь группу солдат. Тяжелейшую работу в огромных помещениях без вентиляции краскопультом выполнил Толиб, работая в противогазе. Толиб, чувствуя нашу глубокую заинтересованность, продолжал работать один, несмотря на раздражение кожи лица, другие прикомандированные солдаты просто отказались.

Я не знал, как отблагодарить Толиба, спирт солдату внутри зоны стройки нельзя давать (прерогатива офицеров-командиров), денег в моём распоряжении не было. Оставалось полгода до дембеля, Толиб хранил в покрашенном складе плюшевый фотоальбом и новую солдатскую форму (хотел вернуться домой с подарками и боялся, что в части украдут или отберут). Толиб хорошо знал русский язык, иногда заходил поговорить «по душам». Однажды низкорослый Толиб появился в моём кабинете возбуждённый, с сияющими глазами и большой сине-фиолетовой шишкой в центре лба.

— Что случилось, Толиб?

— С армянами дрались!

— Кто кого?

— Мы им показали!

— А шишка?

— Палкой попали!

Смешно, но навевает грустные мысли. Это не дедовщина, а маленький пример межнационального, а может и межконфессионального одновременно, конфликта на бытовом уровне. Такого рода межнациональные отношения в быту в России были всегда. И в царские, и в советские времена, существуют и сейчас. Как не понимают некоторые кремлёвские деятели опасность для стабильности государства раздувания межнациональной розни, а ведь именно из Кремля в начале 21-го века в очередной раз начал распространяться тяжёлый дух ксенофобии.

С описанным складом связана очень неприятная история.

Хорошо оборудованный склад интенсивно заполнялся химреактивами, стеклопосудой и специальным оборудованием, ранее всё хранилось в многочисленных железнодорожных контейнерах, предназначено для работы множества производственных и цеховых лабораторий. Немедленно возникли проблемы сохранности, раз за разом склады вскрывались (тысячи и тысячи солдат-строителей, монтажников, будущих эксплуатационников свободно перемещались по стройплощадке, охрана существовала, но уследить сложно). Как правило, ничего не исчезало, думаю, солдаты искали спирт, но весь запас хранился в моём кабинете. В октябре 1980 г. случилась реальная кража, озадачившая самой сутью не только меня, но и милицейских следователей. Украдено 4 пустых фляги из-под спирта, литров 20 ацетона, полированные доски, много комнатных бытовых термометров и, главное, сейф. Ясно, «поработали» не солдаты, через проходную такое не пронесёшь. Милиция отступилась: мелочь по масштабам воровства на строительной площадке.

Но у меня возникли серьёзные проблемы, в украденном сейфе находилось более сотни стограммовых стеклянных упаковок азотнокислого серебра. Об этом заявить нельзя, сразу: «А почему серебро хранили не должным образом»? Реактив строгого учёта. Расход серебра контролировался пробирным надзором, отходы надо сдавать. Дал команду ежемесячно списывать серебро как использованное в работе. Списали полностью, но отходов-то нет.

Проходит год, неожиданно в моём кабинете появляется сотрудник отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности (ОБХСС) и ставит на стол сумку с азотнокислым серебром, обнаруженную кем-то среди мусора недалеко от стройплощадки.

— Ваше добро?

— По-видимому, наше!

Глупейшее положение, отказываться бессмысленно. Мгновенно вычислили вора, будущего начальника учебного комбината, который полированные доски использовал для украшения класса техобучения, сейф перекрасил, а серебро выбросил, года через три он свои 5 лет общего режима за новые факты воровства всё-таки получил.

ОБХСС потребовал письменных объяснений по поводу излишков, как так, по документам серебро израсходовано, по факту — всё в наличии. Вынужден был врать, что итальянцы привезли своё азотнокислое серебро для анализов (один пузырёк действительно сохранился, и я его сунул под нос следователю), остальное собирал по граммам в институтах Томска. ОБХСС, получив объяснительную записку, отстал, так как денежная стоимость 10 кг азотнокислого серебра ничтожно мала по сравнению со стоимостью химреагентов основных производств.

Пробирный надзор трижды присылал ревизоров из Новосибирска, грозился крупными штрафами руководству комбината, многократно превышающими стоимость самого реактива. Логика ревизоров проста: раз списано, значит, использовано; раз использовано, значит должны быть собраны отходы и сданы.

Пришлось пойти на служебное преступление и, в соответствии с русской поговоркой, добро превращать в говно. В глубокой тайне, знал только заместитель, под моим контролем начальник методико-аналитического сектора в закрытой на ключ лаборатории целую неделю превращал нормальный реактив (азотнокислое серебро) в отход (хлористое серебро), пока не наработал расчётное количество. Дальше занимался лично, оказалось не так просто оформить документы для отправки драгметалла спецпочтой в Подмосковье.

Идиотская ситуация, уникальная в моей производственной деятельности. Тиски внешних обстоятельств и давление государственной системы, которая в России человеку никогда не верит, вынудили изворачиваться, наступать на личные моральные принципы ради пользы дела.

Должен сказать, все годы работы начальником ЦЗЛ фактически сам выполнял функции кладовщика в части отпуска реактивов, стеклопосуды, оборудования и запчастей к нему. Все лаборатории знали, что выдача состоится сразу после утреннего совещания с начальниками секторов и лабораторий. Единолично даже разливал кислоты, однажды 20-литровая бутыль с концентрированной серной кислотой лопнула, сработал опыт химика-экспериментатора, быстро сбросил разъеденную одежду и обувь, тело почти не затронуто. Сидел потом голым в халате в своём кабинете, ждал какую-нибудь одежду. Даже подумать страшно о возможных последствиях для менее опытного кладовщика. Техника безопасности — одна сторона проблемы, кругом малоопытная молодёжь. С другой стороны, начальник-кладовщик способствовал воспитанию в ответственных сотрудниках лабораторий бережливости, препятствовал бесхозяйственному разбазариванию, а то и элементарному воровству и позволял своевременно затыкать ожидаемые дыры (не быть в роли крестьянина, реагирующего на гром)…