Юрий Софиев - Синий дым
4. «Светает. За распахнутым окном…»[18]
Светает. За распахнутым окном,Ещё неясный, синевеет город.Как мы бежим за счастьем напролом,Чтоб, может быть, его утратить скоро?
В высокой человеческой судьбеВсе неожиданно и всё чудесно!И этот ворох мыслей о тебе,И это платье, брошенное в кресло.
Ты рядом дышишь ровно и тепло.Какая непомерная тревогаБеречь тебя, пока не рассвело,От произвола дьявола и Бога.
5. «Мы шли с тобой по площади Пигали…»
Мы шли с тобой по площади Пигали.Монмартра шум ночной и суета.И в сочетанье смеха и печали —Порок, распутство, скука, нищета.
Зашли в кафе. В стекле бокалаЗеленоватого абсента муть…А у руки моей тепло дышалаТвоя девичья маленькая грудь.
И мне казалось — мы идём полямиВ предутренней, прохладной синеве,И жизнь нам улыбается цветамиВ росистой, свежей утренней траве.
6. «Может быть, что в суетной и трудной…»
Может быть, что в суетной и труднойЖизни вспомнишь, друг мой, невзначай,Зимний свет, такой скупой и скудный,Шумный город, чужеземный край.
И такси по мокрому гудронуТоропливо-осторожный бег.Может быть, скользнув, тебя не тронутЭти дни, как прошлогодний снег?
Нет! Мы вместе пронесли с тобоюЭту радость наших зимних дней.Расскажи мне, нежностью какоюМне ответить юности твоей?
Можно ли любить — совсем простые —Два-три слова, стихших на губах.Эти интонации грудные,Этот тихий свет в твоих глазах!
Пусть, я знаю, за такие взоры,За желанье девичье любить,Пусть, я знаю, мне придётся скороБесконечной грустью заплатить.
Всё равно, ты навсегда со мною —У моих стихов теперь в плену,Потому что нынешней зимоюПережил я лучшую весну.
7. «Всё было и всё забыто…»
Всё было и всё забыто —Ехидные пересуды,И взгляд чужой и несытый,И злобного хлама груды,Всё было и всё забыто…
А радость осталась и память,О счастье живая памятьТрепещет, как жаркое пламяНад нашей судьбой, над нами.
И поздние зори в МедонеВ лесном непролазном раю.Венчали весенние кроныПрекрасную юность твою.………………………………Проходят безумства и страстиИ тонут, как утренний дым.И всё-таки, скажешь: а счастьеВедь было! Твоим и моим.
1946–1947, Париж.«Вот так и жизнь…»
Вот так и жизнь,Суровая,Простая,Лишь озарённая сияньем слов,Как синий дымВосходит ввысь и таетВ безмолвии осенних вечеров.
«Трепещут тополя в осенней синеве…»
Трепещут тополя в осенней синеве.И облака — густые хлопья ваты —Медлительно идут, и тенью по травеСбегают вниз по солнечному скату.
Летят над сжатыми полями журавлиИ в небе крик протяжный и печальный.О чём кричат? — о днях первоначальных,О жизни, о судьбе, о людях, что ушли.
«Во всём, во всём: “мне кажется”, “быть может”…»
Во всём, во всём: «мне кажется,«Быть может»,Наш ум беднее нищенской сумы.Вот почему мы с каждым днём всё строже,Всё сдержаннее и грустнее мы.
Ничтожна власть людских ключей и мер.Но этот путь — труднейший — слишком горек.Бесспорно — человеческое горе,Любовь бесспорна,И бесспорна смерть.
«“Река времён”… сутулится Державин…»
«Река времён»… сутулится Державин,Седая наклонилась голова.И в пушкинской не потускнеют славеПронзительные горькие слова.
Что в долгой жизни сердце пережило,Всё, что вобрал и слухом и умом,Всё — в восемь строк.И свежие чернилаПрисыпал тонким золотым песком.
«Вянут цветы. Осыпаются листья…»
Вянут цветы. Осыпаются листья.Но весна возвращается вновь.Только мне не уйти от мысли —Как лениво, почти без смыслаЖизнь размотана и любовь.
Под чужим, но под милым небомКрест обвит зелёным плющом.Оба мы — «не единым хлебом»По земле той бродили вдвоём.
Тосковали всю жизнь по России.Пели песни.А жили совсем как-нибудь.Замыкается круг.И впервыеСтало ясно: кончается путь.
Ирине («В эти дни порывисто и скупо…»)
Война безжалостно и властноИх зачеркнула навсегда.
Ю.С.
В эти дни порывисто и скупоВспоминаю долгие года.…Степь в огне за лошадиным крупом,За кормой кипящая вода.Полетело четырьмя ветрамиТрудовое трудное житьё.Над парижскими моими днямиВсходит имя строгое твоё.Были горе, горечь и обиды —Каждый день я вспоминаю вновь!Но теперь нам издалёка видно,Что сильней всего была любовь.Помнишь, как смотрели мы с тобоюНа ночное зарево небес?Помнишь, как шумел над головоюИ весенний, и осенний лес?Как мы слушали и узнавалиСтарый колокол на Сен-Сюльпис!Помнишь, в снежной тишине Версаля,Падая, скользил озябший лист?И ещё — недалеко от ШартраХлеб тяжёлый у дорог пустых.С сыном наперегонки, с азартомСо всех ног пускалась ты.А Нормандия цветы и травыРасстилала, как ковёр, у ног.Сколько было зелени кудрявой!Сколько было яблонь у дорог!Как смуглело тело от загара,Крепнул от ветров и солнца стан.Голубая, быстрая ЛуараУводила нас на океан.Всё вершилось радостно и споро.Знойный ветер кожу обжигал…Ведь ещё вчера — леса и горы,Море билось у бретонских скал…Этот воздух странствий и свободыНа прекраснейшей из всех планет…Вспоминаю дни, часы и годы,Что сгорают навсегда в войне.
1939.«Всё по-прежнему: ветер весенний с полей…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
