Илья Дубинский - Трубачи трубят тревогу

— Жаль людей, жаль храбреца Новикова. Кто же это в конном строю идет напролом? Раньше были шапкозакидатели, им под стать шашкозасекатели. Революция вложила нам в руки клинок, а природа еще раньше снабдила нас мозгами. Шевелить надо ими, и покрепче. Не нахрапом брать, а умом. Лишь по той дорожке легко пройдет клинок, которую ты ему протопчешь соображением... Чего хочет враг? Встретить тебя там, где он силен. А ты ищи его слабые места. Бей по ним, в сильных местах он сам дрогнет. А потом добивай...

Но не был Примаков и догматиком... Вот он стоит на командном пункте под Мессиоровкой вместе с командармом Уборевичем. Атака не удалась: ни пехоты 47-й дивизии, ни двух конных бригад... Уборевич, нервничая, протирает носовым платком стекла пенсне. Армия уже много дней топчется на месте. Вся надежда была на дивизию Примакова, которая рвалась в тыл интервентам. И не прорвалась...

— Плюнем на Синявский участок, — убеждал Примаков командарма. — Двинем к Комаровцам. Пусть там железная дорога и бронепоезд «От можа до можа» [8]. А вы подтяните к Комаровцам не один, а все ваши бронепоезда. Что? Там наиболее стойкие полки врага — познанчики? Но в их тылу партизаны. На фронте — мои земляки, черниговцы, крепкая шестидесятая дивизия. Нам лишь бы прорваться. Повторим Фатеж, Льгов. Тогда нам крепко помог орловский мужик, а знаете, как подольские хлеборобы лютуют против захватчиков, против непрошеной шляхты?

Уборевич не первый день знал отважного и рассудительного вожака червонных казаков. Он внял его просьбам.

Открыла нам дорогу на запад у станции Комаровцы боевая 60-я дивизия. Ей помогали три бронепоезда и партизаны. Вот тогда-то мы, смяв по пути не один батальон пилсудчиков, вышли на глубокие тылы 6-й армии генерала графа Ромера.

5 июля 1920 года начдив Виталий Примаков с двумя бригадами громил базы противника в Черном Острове. В этот же день, задолго до рассвета, наша третья бригада ворвалась в город Проскуров. Там со всеми армейскими  тылами располагался штаб 6-й армии белополяков.

5-й полк Демичева штурмовал железнодорожный район, а наш, 6-й, брал город.

Во время ожесточенной борьбы за окраины Проскурова, когда каждую минуту надо было быть начеку, бразды правления выпали из нетвердых рук Краскова. Боевые и инициативные сотники, не дожидаясь указаний свыше, сами выбирали объекты атаки. Одна сотня устремилась на еврейское кладбище, оборонявшееся познанскими стрелками Пилсудского. Другая, заметив на дворе белогородских казарм пленных красноармейцев, устремилась туда.

А сотня Семена Салькова на подступах к городу со стороны Гречан смяла заслон легионеров, усиленный батареей полевых пушек. За этот подвиг Сальков был награжден высшей боевой наградой того времени — орденом Красного Знамени.

Третья сотня во главе с гололобым рубакой Швецом кинулась в центр города, к зданию бывшего реального училища, где размещался штаб армии Ромера. Швец — энергичный и лихой кавалерийский командир — способен был увлечь всадников на любую, даже безумную атаку.

Сотня Швеца, разгромив внезапным налетом штаб интервентов, вынуждена была уходить к своим. Опомнившиеся белополяки бросили на выручку штаба две бронемашины. Червонные казаки, обстреливаемые пулеметами сзади, неслись карьером по пустынным улицам Проскурова. Впереди находился узенький пешеходный мостик, переброшенный через полотно железной дороги. За нею, в белогородских казармах, уже хозяйничали наши люди. Но вот тут-то, преграждая к ним путь, в лоб сотне ударил шквал пулеметного огня. Красков, приняв своих за петлюровцев, приказал командиру пулеметной сотни Шротасу открыть огонь. И Пий сто десятый постарался. Потеряв несколько лошадей, Швец все же оторвался от неприятельских бронемашин и, угрожая издали Шротасу клинком, заставил его прекратить стрельбу.

Начали собираться сотни. Всадники, возбужденные скачкой, удачным набегом, строились на мостовой возле казармы. Впереди, без шапки — он ее потерял в ночной суматохе, — показался Красков. И вдруг из задних рядов донесся лихой, пронзительный свист. Следом засвистали все кавалеристы. Засвистали, заулюлюкали и бойцы сабельных сотен и пулеметчики на всех шестнадцати боевых тачанках части. Лихой двупалый свист перемежался озорными и негодующими выкриками: «Сапожник!», «Мазила!», «Козолуп!».

Революционная, сознательная дисциплина в добровольческих полках Примакова была строгой. История червонного казачества — этого славного и самого старого формирования украинской советской кавалерии — отмечает успешную борьбу коммунистов с партизанским своеволием. Но иногда среди бойцов нет-нет да и появлялись вспышки партизанщины.

«Синий кирасир», с низко опущенной головой, остановился там, где его застало мощное негодование полка. Он не смел приблизиться к строю. Первые же «десять минут», к которым так долго готовится каждый командир, оказались ему не по плечу.

К нам на рослом горячем коне приблизился командир бригады Микулин. Он обратился к «синему кирасиру», строго взглянув на его непокрытую голову:

— Товарищ Красков, я вас снимаю. Полком будет командовать ваш комиссар.

Время было горячее — рейд! Начдив Примаков громил захватчиков в Черном Острове, и здесь, в Проскурове, комбриг Микулин был для нас наивысшим начальником.

И вот мне, комиссару, не имевшему командирского опыта, в очень сложной рейдовой обстановке пришлось стать во главе 6-го червонно-казачьего полка.

Его крепкая партийная организация состояла из рабочих — москвичей, питерцев, харьковчан, туляков. Коммунисты, с которыми я успел крепко сдружиться, поддержали меня. Они словом и делом помогали мне во всем.

Георгия Сазыкина, смелого бойца и вдумчивого партийного вожака, я хорошо узнал еще в те дни, когда попал в 6-й полк рядовым. Назову еще одного председателя сотенной партийной ячейки — Отто Штейна[9]. Он пришел в наш полк вместе с другими кавалеристами расформированной эстонской дивизии. Ее воины, став под знамена червонного казачества, в боях под Перекопом и в последующих схватках с интервентами показали себя с самой лучшей стороны. И в первых рядах всегда шли партийцы.

Задолго до проскуровского рейда, на длинном марше от Перекопа к Хмельнику, и комиссар дивизии Евгений Петровский, и начдив Примаков неоднократно предлагали мне перейти на строевую работу, но я опасался брать на себя такую ответственность. В Проскурове же, когда мы находились в отрыве от основных сил дивизии и более опытного кандидата на полк нельзя было заполучить, возглавить часть пришлось мне.

Во время действий в тылу противника Красков не мог никуда выехать. Устроившись на пулеметной тачанке, он следовал вместе с полком.