Кейт Роббинс - Черчиль

Еще во время отпусков домой из Индии он начал добиваться известности. Летом 1897 года в Клавертон-Мэнор, за городом Бат состоялась его первая встреча с общественностью. Он полагал, что начинается подъем либерал-демократии, и сопоставлял ее преимущества «с пересохшей трубой радикализма». Годом позже он удачно выступил на многолюдном митинге в Брэдфорде и получил намек — не спускать глаз с Центрального избирательного округа. После этой речи Уинстон почувствовал огромное облегчение. Он был уверен, что при наличии практики сможет достичь большой власти при поддержке общественности. Его дефект речи был не таким уж препятствием, которым, как он боялся, мог быть.

Тем не менее, случилось так, что Уинстон смог претендовать на мандат депутата от Ланкашира раньше, чем на Йоркширский. Летом 1899 года, между возвращением из Индии и отправкой в Южную Африку, он боролся за победу на дополнительных выборах в Олдхэме, где умер один из членов парламента от этого округа. Черчилль, однако, не получил места в парламенте, но среди прочих был заверен Бальфуром, что вскоре все окончится благополучно. Поэтому, несмотря на возбуждение от событий в Южной Африке, Черчилль не хотел быть за пределами страны, когда будут происходить Всеобщие выборы. Взятие Претории позволяло предположить, что война практически закончилась — хотя это предположение оказалось неверным, — и Черчилль отплыл домой. К тому времени, как он сошел на берег в Саутгемптоне 20 июля, он закончил последнюю из своих четырех книг о войне. Каждому хотелось встретить знаменитого автора этих бестселлеров[9].

Хотя он получил приглашения и от других округов, Черчилль вскоре отдал предпочтение Олдхэму. Среди огромных толп и в праздничной атмосфере местный оркестр играл «Вот приближается победоносный герой». Однако в действительности, когда в начале октября начались Всеобщие выборы, Черчиллю пришлось выдержать яростную схватку, прежде чем победить. Не было никакого сомнения в том, что именно готовность лорда Чемберлена, министра по делам колоний, приехать и провести агитацию в его пользу, помогла ему одержать победу в так называемых «выборах цвета хаки». Волна эмоций взметнулась до небес, и Южная Африка была на ее гребне. Черчилль был восхищен результатами, но почти что в момент победы осознал, что Олдхэм, по большому счету, прочного положения не давал. Благодаря лорда Солсбери за его поздравление, Черчилль отметил: из цифр ему стало ясно, что на вершину его вознесла лишь личная популярность, возникшая из того, что он оптимистически называл ’’последней южноафриканской войной».

Короче говоря, как бы то ни было, он очутился там, где хотел быть всегда, с тех самых пор, как впервые подумал о занятиях политикой. Ему было всего еще 25, и он достиг Вестминстера. В январе 1898 года он в таких выражениях писал матери из Бангалора: «В политике человек — как я это понимаю — держится не на том, что он делает, а на том, что он из себя представляет. Это не так сильно зависит от мозгов, как от свойств личности и оригинальности. Представительство — связи — могущественные друзья — имя — добросовестное следование хорошему совету — все эти вещи играют роль — но они ведут лишь до определенной границы. Их наличие обеспечивает доступ в политические круги. В конечном счете — каждый должен быть оценен — и если будет сделан вывод, что ему лично не нужно ничего, это обеспечит ему общественное доверие»[10].

Представительство, связи, могущественные друзья и имя в самом деле помогли ему быть допущенным в политические круги, хотя он также мог чувствовать некоторое удовлетворение и получить определенную уверенность от собственных энергичных усилий. Известность, хотя бы и дурная слава, забросили его в Палату Общин, но он понимал, что власть основывается на общественном доверии, которого он еще не заслужил. И теперь наступило время проверки.

Глава 2

ПАРЛАМЕНТСКИЕ ГОНКИ

Член парламента от тори

В Бангалоре Черчилль размышлял о своей будущей карьере в британской политике и планировал ее в значительной степени детально, но об Олдхэме никогда и не думал. Большинство его избирателей, вероятно, принадлежали к рабочему классу, несмотря на расширение прав на участие в выборах. Мрачным соображениям о городе текстильщиков к северу от Манчестера не было места в его сознании. Он не понаслышке был знаком с огромными пространствами Британской империи, но с большими пространствами собственно Британии знаком не был. До своего избрания в Олдхэме на севере Англии он был всего несколько раз. Шотландия была «терра инкогнито». Этот молодой герой Северо-Западной Границы, Верхнего Нила и южноафриканских плато ничего не знал о мире текстильных фабрик и механических мастерских, а также о каких бы то ни было мастерских вообще. Люди, поддержавшие олдхэмского атлета, ничего не знали о поло. Гладкое круглое лицо и нежные руки Черчилля резко отличались от их собственных. Тем более, в физическом плане Черчилль не особенно впечатлял, будучи 5 футов и 6,5 дюймов ростом. Сам по себе он ничем не отличался — что, возможно, объясняло его повышенное внимание к одежде и, в особенности, к шляпам. Одной из потерь, о которых он особенно сожалел при выходе в отставку, было то, что он больше не сможет носить военную форму, которая ему очень нравилась. Оставалось гадать, до какой степени, если не во всем, новый член парламента и его избиратели будут оказывать влияние друг на друга.

Триумф в Олдхэме почти наверняка должен был заставить его сформулировать, что именно могло называться политикой. Его оппоненты — либералы были в ярости от того, что предвыборная агитация Черчилля больше упирала на его «беспримерное личное мужество», чем на освещение политических положений, включенных в нее. Острая необходимость, возникавшая в ходе кампании, вынудила его сделать ряд заявлений по поводу таинственных аспектов церковной политики, но теперь он должен был полностью и определенно высказаться по другим темам общего характера. Но даже в этих обстоятельствах он отказывался считать, что личное мужество никак не влияет на жизнь политика. Он до сих пор полагал, что люди голосуют больше за реального человека, чем просто за выполнение программы — и до сих пор не оставил идею написать о Гарибальди или Линкольне, мужчинах, служивших воплощением этого его убеждения.

Слово «мужчины» использовалось намеренно. Со времен обучения в школе он находился в обществе, преобладающую часть которого составляли мужчины. В 1897 году в комментариях к «Эньюэл реджистер» он высказывал свое непоколебимое неприятие нелепого движения за предоставление женщинам права голоса. Если это когда-нибудь произойдет, в конечном счете возникает необходимость позволить женщинам заседать в Вестминстере, а это будет катастрофой, так как «если однажды дать право голоса огромному количеству женщин, составляющих большинство в обществе, то вся власть перейдет в их руки»[11]. За все время он ни разу не встретил женщину, которая заставила бы его рассуждать об этой перспективе с каким-либо другим чувством, кроме ужаса. Он испытывал своего рода влечение к мисс Памеле Плоуден, с которой познакомился в Индии, но тут появились более интересные занятия, чем лелеять это чувство. Ему было ясно, что женщины до сих пор совершают странные поступки. Его мать, например, только что вышла замуж за его сверстника, Джорджа Корнуоллис-Уэста. Мисс Плоуден была обручена с графом Литтоном, чья сестра была ревностной защитницей предоставления женщинам права голоса.