Анри Труайя - Распутин

Обезумев, Распутин бросается к друзьям, моля о помощи. Сразу же после публикации «Московскими новостями» статьи Новоселова, верующие в Царицыне, направляемые Илиодором, начинают атаку на клевету, распространяемую в прессе о «блаженном старце Григории», который, несомненно, отмечен «знаком Божиего избранника». Готовый в начале помчаться на помощь «жертве», Гермоген теперь более сдержан. Получив тайное сообщение епископа Феофана и присмотревшись к газетной «войне», он уже и сам недалек от мысли, что хулители правы. Но, признав это, не лишится ли он благосклонности царской семьи? Осторожный Феофан тоже хранит молчание.

Однако в царском окружении «дело» принимает интересный оборот. Няня маленького Алеши, Мария Вишнякова, жалуется царице, что Распутин «опозорил» ее в одной из комнат дворца и что у него связь со многими женщинами. Возмущенная «откровениями» прислуги, императрица отправляет ее с глаз подальше отдохнуть на пару месяцев. Фрейлина Ее Величества Софья Тютчева тоже настроена весьма решительно. Ее удивляет фамильярность Распутина по отношению к молодым княжнам, которых он часто навещает в их комнатах по вечерам, болтает и смеется с ними, а они уже в ночных рубашках. Не опасно ли дочерям императорской четы подвергать пересудам свое достоинство? Услышав новый упрек в адрес «святого человека», Александра Федоровна изображает высокомерное презрение и молчит. Софья Тютчева — женщина с характером, обращается к царю и рассказывает о своих сомнениях в отношении чистоты помыслов старца. «Вот и вы тоже не верите в святость Григория Ефимовича, — вздыхает Николай II. — А что, если я признаюсь Вам, что эти тяжелые годы я пережил только благодаря его молитвам?». Дальше больше, старшая сестра царицы, великая княгиня Елизавета, пытается объяснить Александре Федоровне, что слухи, касающиеся Распутина, бросают тень на корону. Оборвав на слове высочайшую посетительницу, императрица с достоинством роняет: «Это обычная клевета на святого!». Так же, как няня Вишнякова, фрейлина Тютчева по дисциплинарным соображениям была удалена из дворца на два месяца. Ее так потрясет незаслуженное наказание, что она сразу потребует отставки и будет всюду говорить, как была вознаграждена за стремление открыть всем глаза на чрезмерную свободу общения старца Григория с молодыми княжнами.

Наконец, чтобы укрепить лагерь сторонников перед лицом вражеских сил, Распутин отправляется в Саратов и пытается обмануть набожного Гермогена. Убедить его в лучших намерениях он может только просьбой о посвящении в сан священника. Это деликатное дело епископ поручает Илиодору. Но Распутин очень быстро обнаруживает полную неспособность учить наизусть молитвы и необходимые для службы отрывки из Евангелия. Он все переводит на «свой» язык, без стеснения импровизирует и все так путает, что наставник отказывается продолжить занятия. Чтобы увековечить несбывшееся, Распутин фотографируется в одежде священника, но без нагрудного креста, рядом с Гермогеном и Илиодором.

Тем не менее несколько месяцев спустя первая кошка пробегает между Илиодором и старцем, «любимым чадом Господним», и происходит это из-за Льва Толстого, который за свои резкие выпады в сторону православной церкви в 1901 году был от нее отлучен. 7 ноября 1910 года, после смерти писателя, Илиодор отправляет депешу Николаю II, где настойчиво требует предать его анафеме за христианские заблуждения. Вместо Его Величества ему отвечает Распутин: «Ты не суди его строго. Толстой сам запутался. Да и церковь его не шибко любила. В этом-то все дело. А ты, повторяю, не суди и судим не будешь. Подумай хорошенько». Вместо того чтобы последовать этому мудрому совету, Илиодор устанавливает в церкви портрет Толстого, на который плюют проходящие мимо, плюют до тех пор, пока все лицо на портрете не исчезает под пеной слюны. Узнав о таком кощунстве, Распутин печалится. Толстой привлекал его. Не как писатель, конечно, — Распутин ничего не читал, — а как духовный провидец. Ему кажется, что между ним и автором «Войны и мира» существует необъяснимая связь, ведь ни тот ни другой никогда не испытывали необходимости прибегать к посредничеству священника для бесед с Господом.

Илиодор настаивает на порицании правительственных кругов, а значит, и всего самодержавия, чья слабость и неспособность править, считает он, отдает Россию революционерам, франкмасонам, атеистам. Столыпин решает выслать Илиодора из Царицына, где тот чувствует себя царьком, в Новосиловский монастырь, принадлежность епископа Тулы. Тотчас Распутин выступает на защиту своего друга и просит царя разрешить иеромонаху остаться в своем городе. Но Столыпина, замученного интригами, вновь охватывает желание удалить Распутина из Санкт-Петербурга, так как его присутствие будоражит общественное мнение. Он говорит об этом с царем, флегматично слушающим его. Во время рассказа о неподобающем поведении в банях, Николай II презрительно улыбается и сражает его теми же доводами: «Я знаю, даже там он проповедует Священное Писание». Затем советует Столыпину встретиться со старцем один на один и лично убедиться в его достоинствах.

Встреча состоялась, министр видит перед собой человека, хитрого и упрямого, который на свой лад трактует Писание, все время потирает руки, бормочет что-то сквозь зубы, не признает ошибок, за которые его упрекают, и считает себя «крошкой хлеба». «Я чувствовал, как во мне рождается непреодолимое отвращение, — доверительно рассказывает Столыпин депутату Родзянко. — У этого человека огромная магнетическая сила. Он произвел на меня большое впечатление, граничащее с отвращением.

Едва сдерживаясь, я повышаю голос и резко бросаю ему, что у меня достаточно свидетельств, чтобы держать его судьбу в своих руках!». Закончив угрозами отдать Распутина правосудию, Столыпин предлагает ему, во избежание скандала, вернуться в Покровское и больше никогда не появляться в Санкт-Петербурге.

Загнанный в угол Распутин в очередной раз умоляет царя о милости. Его милуют, но, кажется, скорее из жалости, чем по убеждению. Несмотря на то, что его успокаивает сама царица, он не чувствует себя в безопасности. Столько злости вокруг! Прежде всего ортодоксальные священники, которые чувствуют, что старец угрожает их духовному авторитету. Затем некоторые члены императорской семьи и многочисленные придворные, раздраженные тем, что какой-то мужик способен убедить царя опираться на народ, а не на дворянство. Администрация и полиция усматривают в союзе царя и крестьянина явную опасность для четкого функционирования государственной машины. Наконец, либеральные круги, осчастливленные властью, относят на счет Распутина все недостатки строя. Тучи сгущаются, но старец Григорий убежден в силе своего влияния, чтобы выступить в защиту друзей. Столыпин клянется лишить Илиодора феодального владения в Царицыне и отправить его в другой монастырь. Распутин становится защитником «гонимого» иеромонаха, но терпит неудачу. Следователь, отправленный на место по инициативе царя, возвращается с донесением, Подтверждающим не столько слепую нетерпимость Илиодора, сколько сексуальные подвиги Распутина. Николай И, наконец, признает правоту Столыпина и соглашается, что в общих интересах удалить Распутина на несколько месяцев, дабы унять страсти.