Лев Понтрягин - Жизнеописание Л. С. Понтрягина, математика, составленное им самим

Отец окончил шесть классов городского училища, т.е. имел скромное образование, но любил книги, собрал значительную библиотеку, в которой были полные собрания сочинений Пушкина, Лермонтова, сочинения А. К. Толстого — весьма любимого у нас в доме, — Лескова, Данилевского, Загоскина, Достоевского, Л. Н. Толстого и многое другое. Подписывался на литературные приложения к журналу «Нива». Очень хорошо переплетал книги и научил меня этому. Отец считал себя толстовцем. В честь Льва Толстого я получил имя — Лев.

Помню, «Похвала глупости» Эразма Роттердамского у моих родителей весьма ценилась. Многие книжки из библиотеки отца сохранились у нас до сих пор.

Он был лет на пять старше моей матери. Родился в городе Трубчевске. Это — маленький городок Орловской губернии, расположенный на берегу реки Десны. Его отец был высококвалифицированный сапожник. В те времена богатые люди шили себе на заказ не только одежду, но и обувь. Вот он имел именно такую клиентуру. У родителей моего отца было много детей. Это были мои дяди и тетки, с которыми в детстве я встречался довольно часто. Двум младшим своим братьям отец помогал материально. Они жили в нашей семье и составляли большую трудность для моей матери, с которой они не считались и на них она должна была готовить. Эти младшие братья отца, жившие в нашей семье, были одним из поводов для конфликтов между моими отцом и матерью. Родители моего отца имели в Трубчевске небольшой домик с садом. Я до сих пор хорошо помню этот сад, так как два или три лета с матерью провёл там, будучи ещё совсем маленьким ребёнком. Моей матери поездки эти давались тяжело, так как братья и сестры отца относились к ней плохо. Но с родителями отца у неё были хорошие отношения.

Детство и школьные годы

Когда мне исполнилось шесть лет, осенью 1914 года уже шла первая мировая война. Я помню, что, провожая своего отца на фронт, играл его винтовкой. Отец был мобилизован в первые же дни войны и очень скоро отправился на фронт рядовым русской армии.

Россия произвела мобилизацию неожиданно быстро для немцев и сразу же бросила армию под командованием Самсонова в восточную Пруссию, в плохо подготовленное наступление на немцев. В это время немцы пытались первым же ударом разгромить Францию, и все их войска были сосредоточены там. Русские наступление в Пруссию оттянуло немецкие войска на восток и спасло Францию от разгрома. Но русская армия под командованием Самсонова была разгромлена, и сам Самсонов покончил жизнь самоубийством.

В этих сражениях близ восточной Пруссии, в районе Мазурских болот попал в плен мой отец. Из плена он вернулся только в 18-м году.

Россия своим наступлением спасла Францию от разгрома, но сама потерпела тяжёлое поражение. Я много раз бывал во Франции, но ни разу не слышал от французов благодарности по отношению к русским за эту героическую помощь. Совсем иначе относятся к русским болгары, которые до сих пор помнят, что русские помогли им освободиться от турецкого ига.

Война сразу же разрушила относительное материальное благополучие, в котором находилась наша семья. Моя мать, жена солдата, почти ничего не получала от правительства и должна была сама зарабатывать на меня и на себя, а также на посылки, которые она регулярно посылала отцу в Германию. Французское правительство само снабжало своих пленных, находящихся в Германии, а русское — предоставляло эту возможность родственникам.

Мать отправила отцу за время войны несколько десятков посылок, и почти все они дошли до него. Переписка между нею и отцом продолжалась всю войну.

Отношение немцев к русским военнопленным не было таким зверским, как в последнюю мировую войну, и они жили там в сравнительном благополучии. Возвращаясь из плена в 18-м году, отец привёз в Россию большое количество продовольствия, которое нам очень пригодилось, так как это было в разгар революции.

До начала войны наша семья — отец, мать и я — вела довольно благополучное материальное существование. Отец, счетовод, получал 120 рублей в месяц, а мать, портниха, принимала заказы на дом и также имела заработок. Родители снимали небольшую трёхкомнатную квартиру, находившуюся, правда, в плохом дворе. Там находилась металлическая мастерская, так что целый день стоял грохот молотков по металлу. Одна из трёх комнат сдавалась двум студентам. Квартирная плата составляла 40 рублей в месяц, и платить её было нелегко. Всё же родители не нуждались в деньгах и даже делали сбережения, для того чтобы в дальнейшем дать мне образование. К 1917 году было накоплено 3000 рублей. По тем временам это приличная сумма. В революцию все эти деньги «лопнули», как говорила моя мама.

Люди нашего социального слоя в те времена не ездили на юг и не снимали дачи. Вместо этого моя мать проводила со мной лето у своих родственников в деревне в Ярославской губернии или же у родственников отца в маленьком городке Трубчевске Орловской губернии. Именно в Трубчевске нас и застало начало войны 1914 года и телеграмма о том, что отец мобилизован. Так что мы с матерью сразу же отправились домой в Москву.

Лишившись заработка отца, мы с матерью начали уже вполне бедное существование. Была сдана вторая комната. Мы остались в одной, проходной. Материальное положение ухудшалось также и благодаря войне. Началась разруха; трудно было купить молоко. Для того чтобы его получить, женщины становились с вечера в очередь, а утром получали молоко. Гигантские очереди стояли за талонами на мясо. По мере того как шла война, продовольственное положение ухудшалось. Оно и послужило, как тогда считали, основным толчком для революции.

Но после того как произошла революция и началась гражданская война, наступила уже полная разруха и голод. Я помню, что в течение нескольких лет мы питались в основном отвратительной мороженой картошкой, которая многократно мёрзла и оттаивала, кониной и пшённой кашей. Такой отвратительной картошки, какую мы ели во время революции, я больше не встречал. Конины также. А вот пшённая каша была и после революции. Но она вызвала во время революции у меня такое отвращение, что я смог её начать есть опять с большим удовольствием лишь после Второй мировой войны.

Я не помню, чтобы родители как-либо воспитывали меня. Меня не обучали ни музыке, ни иностранным языкам, а своё время я проводил в значительной части на улице, на своём и соседнем дворах, где играл со своими сверстниками. Среди игр были и прятки, и мяч, и городки, и многие другие игры. Я лазил по всем доступным мне крышам и заборам. Помню, что многие игры происходили на каком-то дворе, где были сложены огромные кипы хлопка, и мы лазили между ними, вероятно рискуя жизнью, так как одна такая кипа хлопка могла бы раздавить ребёнка.