Петр Панчевский - Огненные дороги

Отношение югославских властей к нам, политэмигрантам, вполне определенно высказал нишский жупан:

- Не баламутьте народ - и будете жить в Югославии!

Мы, разумеется, никого не баламутили, но Сентябрьское восстание не могло не оказать влияния на югославских рабочих и крестьян.

Когда отношения Югославии с болгарским фашистским правительством улучшились, югославские власти стали преследовать болгарских эмигрантов. Нас начали перемещать из одного лагеря в другой, загоняя в самые захолустные уголки страны. Жандармы организовывали нападения и устраивали на улицах городов избиение эмигрантов палками. Жандармы легко распознавали нас, так как. весной 1924 года на средства МОПР большинству эмигрантов выдали одежду из материала зеленоватого цвета, и мы стали как меченые.

Когда отношения между правительствами наших стран снова обострились, отношение властей к нам улучшилось. Власти делали вид, будто не замечают, что эмигранты создают свои организации (по указанию коммунистов) и группы, которые переходят границу для ведения нелегальной работы в Болгарии. Так, летом 1924 года несколько групп нелегально работали в районах, где недавно происходили классовые бои, и восстанавливали партийные организации. Больше всего групп ушло в Северо-Восточную Болгарию. С такой же задачей была направлена группа и в Оряховскую околию. В эту группу вошли Фердинанд Козовский из Кнежа, Мончо Турманов из села Ставерцы, Коцо Петров из села Остров и Благой Иванов из села Бутан. Летом 1924 и весной 1925 годов некоторым группам удалось переправить в Болгарию оружие.

Конечно, в такой деятельности не могла участвовать вся эмиграция. Наши товарищи, разбросанные по различным лагерям, должны были работать, чтобы содержать себя. Лишь очень немногие получали деньги от своих родных из Болгарии. Основная же масса эмигрантов отправлялась рано утром в поисках работы. Желающих получить работу было много, и хозяева за бесценок покупали рабочие руки. Иногда удавалось найти работу на два-три дня. Однажды мне повезло - нашел работу на целый месяц. Один мастер вел отделку дома богача и предложил мне быть его помощником. Он штукатурил стены, клал плитку, а я готовил и подносил ему раствор. Это был очень добрый человек. Заметив как-то, что я быстро сделал свою работу, он посоветовал:

- Никогда не спеши сделать работу до конца, чтобы, когда придет хозяин, всегда оставалось, что делать, иначе тебя выгонят.

И действительно, когда появлялся хозяин, мастер обычно кричал:

- Петро, иди заканчивай работу!

В Нише еще в первые месяцы пребывания там Благой Иванов и Васил Генов (брат Гаврила Генова), будучи оба мастерами-строителями, нанялись строить двухэтажный дом одному богачу. На строительстве этого дома трудились также Георгий Михайлов и Фердинанд Козовский. Нашли дела и наши ремесленники портные и сапожники. Но работа в основном была временной. Лишь немногим удавалось устроиться на более длительные сроки работы. Приходилось учитывать и интересы местных рабочих: нельзя было настраивать их против эмигрантов, создавая конкуренцию.

Разгул фашистского террора в Болгарии, бесперспективность эмиграции, беспокойство за судьбы близких, оставшихся на родине, - все это нередко способствовало упадническим настроениям. Коммунистическая партия развернула активную деятельность среди эмигрантов. Интенсивно обсуждались причины поражения восстания, анализировались ошибки, делались выводы.

Под воздействием международного общественного мнения и решительной борьбы коммунистической партии в стране монархофашистское правительство Болгарии объявило амнистию. Однако террор в стране не прекратился, и партийная организация эмиграции под руководством заграничного представительства ЦК БКП и Коминтерна разъясняла смысл и цели проводимой фашистами амнистии. Местные болгарские власти различных районов страны начали направлять политэмигрантам личные письма с сообщением об их амнистии и с предложением вернуться в Болгарию. Партийная организация разъясняла, кто из коммунистов может воспользоваться амнистией, а кому грозит расправа.

Среди эмигрантов действовала и комсомольская организация. В мае 1924 года в нашем лагере была избрана тройка для руководства комсомольской организацией. В тройку вошли Благой Попов, Пело Пеловский и я.

Июнь был для меня счастливым и радостным. Я подал заявление о вступлении в партию. Рекомендовали меня коммунисты Цеко Илчев из Кнежа и Васил Мишев из села Галиче. 20 июля 1924 года меня приняли в члены Болгарской коммунистической партии.

Несмотря на тяжелые условия эмиграции, партия принимала все меры для того, чтобы сохранить кадры к предстоящим новым битвам.

К тому времени в угоду болгарскому фашистскому правительству югославские власти начали систематически перемещать эмигрантов из одного лагеря в другой. В конце 1924 года большую группу эмигрантов из нишского лагеря перевели в город Горни-Милановац, находившийся юго-восточнее Белграда. В эту группу попал и я.

Горни-Милановац был в тот период маленьким городком без какой-либо промышленности. Это оказалось для нас сущим адом, так как здесь мы не могли найти никакой работы и жили на весьма скудные средства, которые отпускались по линии МОПР.

Позже, в начале 1925 года, большую группу эмигрантов из Ниша и Горни-Милановаца направили во вновь организованный лагерь в городе Пожаревац. В этом лагере меня назначили снабженцем по закупке продуктов для эмигрантов.

В городе Пожаревац тоже оказалось очень трудно найти работу. Безработица охватывала значительную часть местного населения. Складывалось очень сложное положение, так как местные капиталисты были заинтересованы в эксплуатации наших, особенно дешевых рабочих рук.

После взрыва в соборе Св. Недели в апреле 1925 года партия отменила курс на вооруженное восстание и приняла меры для сохранения партийных кадров. Когда власти Болгарии объявили амнистию, партия порекомендовала определенной части товарищей вернуться в Болгарию и после перехода на легальное положение вновь включиться в партийную работу внутри страны. Тех, кому нельзя было возвращаться в Болгарию, особенно из молодых, заграничное бюро ЦК БКП направляло в Советский Союз для учебы и подготовки к будущей революционной борьбе.

В июле 1925 года вместе с большой группой эмигрантов меня перевели в город Нови-Сад. Это был большой промышленный город. Здесь мы смогли устроиться получше. Многие из нас нашли работу сравнительно на долгий срок. Мы с Василом Кысовским из Кнежа нанялись к одному владельцу корчмы ремонтировать и расширять подвалы на берегу Дуная. Вскоре мне сообщили из партийной организации, чтобы я готовился к отъезду. В конце августа меня вызвали партийные руководители н вручили паспорт на имя югославского гражданина. Так я превратился в Гюро Обрадовича родом из города Скопле. Такой же паспорт получил и Васил Кысовский. По легенде, я как югославский студент направлялся учиться в Вену.