Время собирать груши - Михаил Яковлевич Грушевский
Людям интересен сам процесс, но мне больше нравится не просто исполнять номер, а общаться с публикой. Люди воспринимают это общение по-разному. Бывает такой невпопад! У меня, например, есть номер, где я предлагаю зрителям задавать вопросы моим героям – Владимиру Вольфовичу или Борису Николаевичу. Все подробно объясняю, привожу примеры с телевизионного экрана, чтобы люди поняли. И вдруг человек встает и говорит: «У меня вопрос к Филиппу Киркорову». Я могу говорить голосом Филиппа Киркорова – дело же не в этом. Но если я сказал, что у нас идет пресс-конференция политических лидеров, то Киркоров там ни к селу ни к городу. А бывает публика, которой долго и объяснять не нужно. На тебя набрасываются с вопросами, и это невозможно остановить. И я стараюсь запоминать не столько вопросы, сколько свои ответы, если они удачные. И все равно постоянно их забываю. Все говорят: «Да знаем мы ваши экспромты!» Я не скрываю, есть моменты, когда ты повторяешь то, что уже было. Но бывает такой вопрос, что заготовку придумать невозможно. Вот, например, одно время Ельцин ввел в моду встречи без галстуков. В Красноярске он встречался с премьер-министром Японии Рютаро Хасимото и много времени провел с ним в бане. И вот меня на концерте спрашивают: «Борис Николаич, как вы думаете, Хасимоте понравилось с вами в бане?» Зал грохнул, у людей истерика! Смех в зале – это прекрасно, но когда она вызвана тем, что говорит зритель, то артист оказывается в очень щекотливом положении – если я отвечу слабее, получится, что я проиграл. Но я же не могу объявить антракт и уйти за кулисы обдумывать смешной ответ. И я – уже в образе (это очень выручает, поскольку у Бориса Николаевича паузы, как известно, могли быть очень значительными) – начинаю нащупывать себе лазеечку и лепить все эти его «вот» и «значит». И я начал медленно тянуть фразу голосом Ельцина: «Раньше… вот… когда я… значит… парился в бане с Гельмутом… или с Жаком… я определял, понравилось ему или нет… по глазам». Когда я сказал «по глазам», тут же понял, как я отвечу. И продолжил: «А у Хасимоты по глазам не поймешь!» И изобразил узость японских глаз. Все! Зал застонал.
Персонажей, голоса которых я могу воспроизвести, очень много, я их не считал. И дело не в количестве. Можно набрать количество, а качество будет так себе. Но, если говорить о технической стороне, то мой конек – это то, что я могу мгновенно переходить от одного голоса к другому. У меня есть номера, где шесть – восемь персонажей общаются друг с другом по реплике. Технически это считается самым сложным.
А вот женские голоса мне, я думаю, не подвластны. Голос у меня достаточно низкий, поэтому, если я буду изображать женщину, начну кривляться, «наигрывать, как лошадь». Мне не нравятся кривлянья, это не мое. Вот Ян Арлазоров это делал органично, он был клоун настоящий, от бога.
Не могу сказать, что все репризы я всегда писал себе сам. К несчастью, в 1999 году ушел из жизни автор, с которым я четыре года очень плодотворно работал, – Александр Дудоладов. Он писал не только мне, очень много его монологов исполняли Клара Новикова, Владимир Винокур, Евгений Петросян и Ян Арлазоров. Для меня это была очень большая потеря – и человеческая, и творческая. После его смерти я, честно говоря, немножко в вакууме пребывал. Саша очень хорошо меня чувствовал.
Я люблю авторов, которые профессионально умеют подавать материал. Сам я могу придумать шутку, но я не придумаю литературную форму подачи. А это иногда бывает очень интересно. Скажем, из тех, с кем я любил работать, это Ефим Смолин. Лауреат премии «Золотой теленок» и «Золотой Остап». Человек, которого я называю классиком. Он еще в 70-е годы рождал талантливые юмористические произведения. И, кстати говоря, не стареют душой ветераны. У него все равно острое восприятие. И нет-нет, он мне подбрасывает произведения, которые ложатся на мою любовь к пародийной подаче. И есть чем похвастаться.
Кстати, первую мою пародию на Горбачева написал сатирик Семен Каминский. Помню, я приехал к нему домой в Беляево, мы сели и до семи утра работали. Он печатал на машинке, писал сюжет, а я разрабатывал реплики от лица Горбачева.
Горбачева было легче всего пародировать. С ним сразу стало получаться, даже никакого разгона не потребовалось. Я сразу поймал интонацию, а дальше все шло по накатанному. Сложнее всего было, наверное, с Ельциным. Да, он достаточно колоритный, но я его поймал не с первого захода. Начал пародировать еще в 1990 году, и что-то у меня не шло. Пока Ельцин не стал президентом России, он мне не давался. Как только он стал президентом, я сразу поймал и интонацию, и настрой. Дело в том, что мне не хватало материала. Мои пародии строятся не только на голосовой похожести – мне важно все про человека понять. Про речь, склад ума, как мой герой строит свои фразы. И Ельцина я понял, когда его стало много в эфире, когда мог его увидеть в разных ситуациях. Когда пошли пресс-конференции и разные речевые перлы.
Но, конечно же, самый мой большой подарок – это Жириновский. Потому что мне даже ничего не надо было придумывать. Его просто надо было скрупулезно цитировать и ставить в правильный контекст. И все. Человек-шедевр!
Когда появился номер с Горбачевым, ко мне пришел большой успех. Но я тогда еще и артистом никаким не был, я был мальчиком, который просто умел делать что-то необычное. Но успех, он ведь окрыляет и наглость придает.
Сейчас, анализируя прошлое, понимаю: начав работать совсем самостоятельно, я такой пафос давал! В общении с теми же организаторами концертов. Даже сейчас я мягче, чем тогда. Но это была защитная реакция, на самом деле я был весьма застенчивым человеком. Слишком боялся, что меня будут затирать. Но сработала конъюнктура момента, началось новое время, и я попал в струю.
Конечно, я понимаю, что особого понимания это мое наглое шествие не вызывало. Раньше же было очень много концертов. В Москве в праздничную кампанию могло быть семь-восемь концертов в день. Это называлось «чёс», когда артист перебегает с места на место, забывая, был ли он здесь или еще нет. Это безумие! Приезжаешь, артистов много, но ты заранее договариваешься, что тебе нужно в 17.30 выйти на сцену, чтобы
