Норман Оллестад - Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни
Скрипнула дверь спальни. Санни, лежавшая в уголке кровати, подняла голову. Теплая ладонь отца легла мне на спину. Я ощутил тепло его губ на своей щеке. Я изо всех сил зажмурился, надеясь, что он пожалеет меня – такого бедного, усталого и маленького мальчика.
– Доброе утро, – сказал он.
Я застонал, демонстрируя крайнюю усталость.
– Сегодня отличная погода, Чудо-Мальчик, – продолжал отец.
Я захныкал, словно младенец в глубоком сне.
– Пора вставать.
– Я слишком устал, – произнес я натужным шепотом.
– Скоро поднимется ветер, так что сейчас самое время, Оллестад.
– Я упал и поранился. У меня все тело в царапинах.
– Дай-ка посмотреть…
Я откинул одеяло и показал ему свое бедро, локоть и руку.
– Соленая вода – лучшее лекарство от ссадин.
– Еще чего! Ведь будет ужасно жечь!
– Только секунду! А йод очень полезен. Поднимайся.
– Пап, у меня все тело болит.
– Всего одно славное катание, Оллестад. Все закончится раньше, чем ты успеешь сообразить. А потом я уеду на неделю, так что будет тебе отпуск, – с улыбкой произнес отец.
– Неет, – заныл я.
Сколько себя помню, я всегда был на серфе. Но лишь прошлым летом, в Мексике, отец всерьез взялся учить меня кататься на волнах. До этого я просто бултыхался в белой пене – «болтался под ногами», говорил отец.
– О нет, – застонал я.
– Слушай, сам я добрался до серфа, когда мне было уже за двадцать, – сказал он. – В детстве у меня был один только бейсбол. Тебе очень повезло, что ты учишься кататься на лыжах и на серфе с ранних лет. Ты будешь лучшим!
– Мне нужен выходной, – пробормотал я и натянул на себя одеяло.
Отец посмотрел в сторону, как делают ковбои в фильмах, когда теряют терпение и пытаются остыть. Его выцветшие красные шорты открывали два ряда крепких мышц внизу живота. Отец потянулся и потрепал Санни, приговаривая, что она хорошая собачка, помогает мне готовиться к серфингу. Сейчас он в который раз начнет рассказывать, как добывал деньги на свои первые лыжные путешествия в конце пятидесятых, показывая в зданиях городских собраний Аспена и Сан-Вэлли фильмы Брюса Брауна о серфинге… Но вместо этого отец бросил на кровать мой гидрокомбинезон.
– Одевайся, – сказал он. – А я пойду натру воском доски.
Мы потащили наши доски к тому месту, где пруд соединялся с океаном. Проходя мимо вчерашнего ринга, я вспомнил, как меня ударили по носу и как Ник подбил маме глаз. Интересно, подрались бы они, если б я рассказал обо всем отцу? Да еще передал бы слова Ника о том, чтобы я не думал бежать за помощью? Я представил, как Ник хватает бутылку вина и запускает ею в отца, разбивая ему лоб. Я всегда чувствовал, что отец не желает знать кровавые подробности маминой личной жизни, не хочет влезать в это. Образ бутылки, разбивающейся о его голову, и безмолвная мольба отца избавить его от этого знания убедили меня держать рот
на замке.
Мы гребли, лежа на своих досках, бок о бок, пока на горизонте не поднялись более крупные волны. Тогда отец подтолкнул мою доску сзади и велел грести сильнее. Мы еле одолели первые два гребня. Третий был самым высоким – волна накрыла с головой, и меня протащило сквозь нее, а затем гребень разбился о мои ноги. Соль обожгла раны. Когда мы обогнули скалистый выступ, я приподнялся и сел. Бедро горело огнем, а гидрокостюм вдавливал соленую воду прямо в кожу.
Отец рассуждал о необходимости преодолевать трудности, чтобы получить что-то стоящее, или о чем-то в этом роде. Отряхивая от соленой воды темные курчавые волосы, он продолжил поговорить о том, что иногда люди сдаются и лишают себя потрясающих моментов.
А раз уж в первую свою волну я занырнул, пропахав ее носом и наглотавшись воды, отец велел мне пытаться еще и еще, ведь когда у меня, наконец, все получится, я буду несказанно счастлив. На это я пробурчал, что ненавижу серфинг.
Тут я заметил, что рядом гребет Крис Рохлофф. Я не видел его уже несколько месяцев. Он был на два года старше, но мы с ним приятельствовали. Его отец жил в Родео-Граундс (или Снейк-Пите), чуть ниже по каньону от того места, где жил мой папа. Общаться мы с ним начали после того, как в домике под названием «Желтая подводная лодка» я посмотрел фильм про серферов, снятый его отцом.
Рохлофф попытался поймать несколько волн, однако ему не хватало сил. Тогда мой отец подгреб к нему и подтолкнул на волну.
Крис прокатился по белой пене почти до самого берега. Он издал победный клич и вскинул руки, и я почувствовал себя ущербным, потому что у меня не было такого же отчаянного желания научиться серфингу.
Снова выводя доску навстречу волнам, он так и сиял.
– Привет, Малыш Норм, – поздоровался он. – Твой папа здорово помог мне.
– Получилось отлично! – ответил я.
– Я просто тащусь от этого!
– Да, я тоже, – ответил я.
– А вот и волна для Оллестада, – заметил отец.
Он направил мою доску под пик высотой в 60 сантиметров и слегка подтолкнул. Я знал: если сумею удержаться на доске, на сегодня это будет моя последняя волна. Я сосредоточенно выполнял каждый шаг: встал на ноги, согнул колени, отклонился назад, а когда доска коснулась дна, подкорректировал равновесие. Стоя спиной к наплывающим с правой стороны волнам и выставив вперед левую ногу, я упирался ею в «хвост» доски и отклонялся назад, по направлению к волне. Доска скользнула в «карман»[11]. Я проехал около 30 метров, сгибая колени и перенося вес тела то вперед, то назад, чтобы контролировать угол наклона доски к движущейся стене.
* * *Я вышел на берег напротив маминого дома. Она опять поливала цветы, сверкая подбитым глазом. Я потащил доску к дому и присел отдохнуть у плюща.
– Ну как все прошло? – спросила мама.
– Видела, как я поймал последнюю волну?
Она внимательно посмотрела на меня здоровым глазом, пару раз моргнув.
– Да. Отличная волна!
Я знал, что она врет.
Конечно, это была безобидная, невинная ложь, но все же мне стало стыдно. Доска вдруг налилась тяжестью, и я с трудом тащил ее по ступенькам крыльца. Ведь мамина ложь давала Нику перевес в их борьбе за то, кто же окажется прав по поводу меня. Я разозлился на маму.
– Смотри, – сказала она, – Норман на отличной волне.
Руки отца висели вдоль тела, и фигура его напоминала питекантропа. Туловище оставалось неподвижным, а ступни переместились к носу доски. Большие пальцы ног обхватывали ее край, слегка касаясь поверхности воды. Он отклонился назад, и нос доски свернул в сторону. Так отец и добрался до берега, небрежно сошел на песок и, прежде чем взять доску в руки, подождал, пока ее омоет прибоем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});