Венеция – это рыба. Новый путеводитель - Тициано Скарпа
Даже самые предусмотрительные владельцы магазинов ничего не смогли сделать. Один мой приятель думал, что у него все в порядке: он поместил товар на безопасную высоту метр семьдесят, и ему казалось, что он слегка переусердствовал. В итоге магазин залило на шестьдесят сантиметров грязной водой. Страховые компании не покрывают такого рода бедствия, они не возмещают ущерб от «высокой воды».
Наутро я отправился к зубному врачу за два часа до назначенного времени, иначе не добрался бы, поскольку хлынула очередная приливная волна. Стоматолог попросил меня об одолжении: он дал мне пару высоких рыбацких сапог, чтобы я отнес их его ассистентке; в тот момент она застряла в двухстах метрах от его кабинета и без них не смогла бы прийти на работу.
Спустя несколько часов, уже не досчитавшись одного зуба мудрости, я зашел узнать, как дела у знакомой книготорговки. Та разрыдалась у меня на плече: накануне вечером, доверившись прогнозу, она расчистила первый ряд полок, но вода добралась и до второго. Пропали сотни книг, в том числе и еще не распакованные. От защитной целлофановой оболочки толку мало, вода все равно попадает внутрь, и книги вздуваются, как в смирительной рубашке; кажется, слова вот-вот полопаются. Перебирая книги, я не мог отделаться от мысли, что хотел бы научиться писать именно такие книги.
Вместе с лицеистами, вызвавшимися помочь, мы сделали в книжном уборку, очистили и просушили книги. Во второй половине дня я прошелся по городу уже на закате. Повсюду кипела работа: люди сметали мусор, возвращали все на свои места. Я видел, как несколько вапоретто под напором воды подняло, прижало друг к другу и вынесло на каменную риву. Cтолбики балюстрады и парапеты были опрокинуты, причальные столбы выкорчеваны и запущены, как торпеды, по памятникам. Веранды гостиничных баров сорваны, мостовые пандусы для инвалидов искорежены. Конечно, даже такое полноводье не сравнится с разрушительными наводнениями, которые все чаще и чаще случаются в мире в начале этого века. Но город хрупок, и достаточно совсем немного, чтобы разворотить его. Земля милосердно предупреждает нас умеренными бедствиями.
Некогда в шахтах держали клетку с птицей. Если в забое распространялся смертоносный газ, она погибала первой. Птица была самым чувствительным живым существом под землей, и ее конец предвещал конец всех остальных. Венеция – это канарейка в шахте.
Я шел в сумерках, под насмешливо-чистым сине-красным небом в полоску. Передо мной словно приоткрылась завеса, и я услышал спокойный, властный голос, вещавший мне до невыносимости очевидную истину: «Видишь? Венеция есть, но ее может и не быть. Не думай, что ее не может не быть».
Сердце
Легко ли влюбиться в Венеции? По мнению богослова Тадеуша Жулавского, «неоднократные тесты и биохимические анализы подтверждают, что на свете нет более благоприятного места для стимуляции выработки гормонов». Со своей стороны, профессор, психоаналитик Исаак Абрахамовиц возражает ему: «Перманентное состояние романтического возбуждения, постоянное эротическое влечение, вызываемое Венецией у приезжих, ведет к парадоксальному эффекту ослабления сексуального импульса. Да, вы все время испытываете горячее, но при этом сдержанное желание, без неожиданных скачков и всплесков. Сексуальный импульс передается каждой клеточке индивидуума, растворяется во всех членах, чутко воспринимает тайные душевные порывы. Эрос расплывается как жирное пятно по всему организму человека, начиная с генитального аппарата. Так, безусловно, увеличивается его охват, но и неоспоримо уменьшается его интенсивность».
Чемпион мира по бодибилдингу Оскар Крикштейн заявил в одном из недавних интервью: «Это странно, это – как если бы мое тело безостановочно, в умеренном ритме, занималось с Венецией легкой любовной гимнастикой (a soft love gym with Venice) от рассвета до заката, от кончиков волос до пальцев ног. Честное слово, приезжая сюда, я занимаюсь любовью с Венецией! Я бессознательно вступаю с этим городом в сексуальные отношения (I have sex with this city). Под вечер у меня пропадает желание все разгромить, это невероятно! В любой другой части света каждый раз, когда я захожу в спортзал, я разношу его на куски. А здесь мне спокойнее. Венеция меня усмиряет».
Стихи поэтессы Костанцы Фенегони Варотти еще красноречивее:
Этой ночью я выйду, завывая,
Пройду на ощупь, брызжа слюной по калле,
Чтобы пожрать вас своими лобзаниями,
Юноши со стрижкой под ноль,
Раздувающие щедрые штаны.
Я пробегу вприпрыжку-вприскочку
По Мосту моих вздохов,
Запыхавшись и высунув язык,
Обезвоженная от желания.
Я распахну все поры на коже,
Сверкну тысячей мелких клычков
Под этой упыристой луной.
Я вонжусь в ваши голые черепа,
Чтобы погасить томимый жаждой жар
Моих потаенных уст.
Я припаду к вашим телам,
Словно к ларькам с разноцветными напитками.
И вы утолите мою постыдную жажду
Обжигающим оршадом, огненным лимонадом.
Во что же выливаются эти благие намерения? Узнаем об этом из последней строфы того же стихотворения:
Но я остаюсь здесь и думаю о вас,
Юноши с безжалостными черепами.
Я опускаю в горькую чашу искусственную челюсть.
«Спокойной ночи, милая соратница
По тысячам страстных баталий».
Я забываюсь сладким сном,
О, мои безжалостно обнаженные юноши,
Созерцая вас,
Совращая вас,
Сочиняя вас.
Физик-атомщик Гари Флетчер в главе «Я и женщины» своей автобиографии описывает показательный эпизод: «Необычные судороги эпилептического характера охватывали меня, как только рядом оказывалась красивая девушка. Судороги вызывали во мне эндогенные нервные разряды, соответствующие 1000–1500 биовольт. Вот такая незадача. И не было другого способа справиться со всем этим, как тут же подсоединиться, скажем так, к розетке данной особы. Однажды меня пригласили на симпозиум, проводившийся в Италии. Так я впервые посетил Венецию. Венеция! Город влюбленных и свадебных путешествий! Город, в котором потерял голову от любви Отелло! Насколько пагубное влияние окажет он на меня? Признаюсь, я пребывал в тревожном ожидании. Едва я ступил в Венецию, к моему великому удивлению, приступы voracitas sexualis rapax[38] загадочным образом полностью прошли. Я не стал доискиваться причин столь необычного явления, тут же собрал чемоданы и уехал в обожаемый мной
