Покоряя Эверест - Мэллори Джордж

Было уже 8:45 вечера. До Эполя оставалось еще полчаса или час движения по гребню, даже если бы мы решили спуститься на неизведанный ледник. Так что наш курс был очевиден: мы вернулись по своим следам. Мы покинули скалы в 6:30 вечера и добрались до Монтанвера с последними лучами солнца.

31 июля. Спустя два дня мы снова отправились в путь, на этот раз к перевалу Коль-дю-Жеан. Мы роскошно отдохнули после осмотра Реквина. Горы у верховья ледника все еще находились в опасном состоянии, то же с Верте[103] и Дрю[104], и ничто не тянуло нас на ту сторону. Но мы предположили, что, возможно, смогли бы преодолеть какую-то часть маршрута по гребню между Эгюий-дю-Жеан и Калотт-де-Рошфор[105].

Прогулка от Монтанвера до перевала Коль-дю-Жеан – это не та экспедиция, к которой можно отнестись беспечно. По крайней мере, если отряд еще не полностью к ней готов. Проход над ледопадом[106] может потребовать больше тяжкого труда, чем приятного волнения, и, если оказаться на нем слишком поздно, сил может не хватить. К тому же, чтобы добраться до него вовремя, придется попрыгать через расселины в темноте. В то время как на леднике до сих пор оставалось так много снега, а ночи были столь опасно теплыми, главной угрозой был возможный сильный снегопад. Однако мы выдвинулись в путь не раньше 3:30 утра, в надежде, что забрезживший свет дня поможет нам подняться по леднику и что мы успеем дойти достаточно рано, чтобы застать твердый снег над ледопадом. Наш расчет оправдался с первого же захода. Когда около 4:30 утра мы добрались, счастливо обогнув поворот, до середины ледника и уже приближались к ледопаду, то были вполне довольны нашей эффективностью. Но каковы были перспективы: мы шли по достаточно твердому снегу, это правда. Где же хоть одна скрипучая примета близкого мороза? Учитывая, что выше температура станет холоднее, мы все равно были уверены, что, следуя обычным маршрутом, будем брести по обильному, мягкому и глубокому снегу.

Я надеюсь, что мы решили обогнуть то, что предложила Природа, скорее ради приключений, нежели из-за лени. Это был благоприятный случай для эксперимента на леднике, и восточная сторона ледопада не привлекала нас из-за внушительной ложбины, отделяющей его более разрушенную часть от нижних скал Ла-Нуар. Этот путь был бы самым выигрышным, будь он удачнее. Зато обращенные к западу склоны выше и дальше будут меньше прогреваться солнцем, если мы доберемся до них достаточно скоро, и у нас будет более короткий маршрут до перевала Коль-дю-Жеан. Те, кто оказался посреди глубокого синего моря, готовы молиться дьяволу и надеяться на лучшее. Таков был и наш оптимизм в данном случае. Дьявол, по крайней мере, является неизвестной величиной. Наживка дьявола – прихоть, но и он может ошибаться. Надеюсь, от меня не ждут детального описания последствий нашего решения. Из всех недругов в скалолазании, с которыми может столкнуться альпинист, самым удивительным, изобретательным, притягательным и вызывающим азарт противостояния, несомненно, является большой ледник. Но сама эта борьба неописуема. Альпинисту, срезающему путь по леднику, остается посматривать на часы и считать потерянное время. Об этом приключении я могу лишь добавить, что наши переживания не были чем-то необычным. Мы не рисковали рухнуть вниз вместе с хрупкой кромкой синей ледяной башенки, слишком изящной, чтобы быть надежной. И не занимались утомительной вырубкой ступеней для подъема по почти вертикальной необъятной стене. Но путь был довольно волнительным – сначала справа от ложбины, затем – в ее центре и, наконец, через бергшрунд[107] к небольшому снежному склону под скалами, пока мы не перебрались с края языка[108] Ла-Нуар на белые поля за ним. Здесь ледяной наст едва нас выдерживал. Мы вооружились массой приспособлений, чтобы проскользить по нему. Мы быстро делали мелкие ступеньки, опирались на наши ледорубы, зарывались в склон носками обуви, опирались согнутыми коленями или неловко ковыляли, вывернув подошвы ботинок, чтобы сильнее отталкиваться от скользкой поверхности. Временами мы буквально ползли на четвереньках, а вездесущий ледоруб играл роль лонжерона[109] для потерпевших кораблекрушение. Полагаю, мы наверняка испробовали все способы передвижения, которые были для двуногих быстрее, чем ползти на животе. Все эти приемы были эффективнее, нежели простая ходьба. Мы крались, ступая осторожно, словно по тончайшему льду. Солнце неотступно гналось за нами сияющей угрозой, а мы, как летучие мыши, постоянно укрывались в тени, двигаясь почти без заминок. Мы шли не совсем прямым маршрутом, но каким-то чудесным образом держались верного направления. Уклон был таков, что большую часть дистанции у нас не было четкого обзора на то, что лежит впереди нас. Выбор пути был в высшей степени умозрительным. Мы не знали точно, где находятся расселины, а могли только догадываться. Хотя обнаруженные расселины оказывались пугающе огромными, судьба всегда нам благоволила. Некоторые пропасти, будто полностью отрезавшие нам путь, оказались завалены полезным на сей раз снегом, края других искусно соединили хрупкие ледяные арки, а третьи были не слишком широки для обдуманного прыжка. Это был захватывающий, волнительный, а иногда и тяжелый труд. Мы потеряли совсем немного времени. Мы вышли на альпинистские маршруты с другой стороны, недалеко от Ле-Пти-Фламбо[110], и добрались до перевала около полудня, не чрезмерно усталые и окрыленные, но в приподнятом настроении – как и положено всем, кто избежал чересчур изматывающих усилий и все же добился цели.

1 августа. Следующий эпизод, который я должен записать, – это самое печальное событие, почти катастрофа, которая вполне может произойти с отрядом альпинистов. С того момента, как Эллиот выдвинул предложение срочно прибыть в Шамони вместо Дофине[111], в наши умы закралось опасение, что колено Эллиота упрямо застопорит наш путь, как валаамова ослица[112]. Критиковать капризы этого замечательного сустава приличествовало лишь его владельцу. Достаточно сказать, что в пригодное для альпийской нагрузки состояние оно приводилось путем курса тщательных упражнений по предшествующим рекомендациям. Но кулуары государственного ведомства в летние месяцы прошлого года, напротив, были курсом упражнений в праздности. К завершению наших первых экспедиций колено Эллиота уже открыто взбунтовалось. Оно сопротивлялось на гребне Реквин, заскрипело на леднике дю-Жеан, а теперь яростно стенало на перевале. К вечеру стало очевидно, что на уговоры оно больше не поддается. Эллиот – ведь лишь он мог оценить свою боль – прямо сказал, что для восстановления его колена требовалась как минимум неделя полноценного отдыха. И даже тогда оно вряд ли будет готово к серьезному восхождению. Единственным разумным решением было без промедлений вернуться в Англию.

На следующее утро на маленьком, но высоком и так великолепно расположенном плато ощущался странный контраст. С одной стороны – ясный и живописный, полный надежды рассвет, невозмутимо озаряющий славные пики, – чудесное утро. С другой – отчаявшийся отряд, который не отправляется покорять новые вершины, а спешит в Монтанвер[113] ради завтрака и поезда в Шамони. Мы немного прогулялись по гребню, ведущему к Ле-Тур-Ронд, любуясь несравненной красотой Монблана, а затем скорбно и, боюсь, крайне болезненно – в случае Эллиота – побрели по тропам вниз по леднику.