Михаил Штейн - Ульяновы и Ленины. Тайны родословной Вождя

Мне кажется, только то, что к делу выявления документов о происхождении А.Д. Бланка имела отношение М.С. Шаги нян, спасло меня, А.Г. Петрова и других лиц, так или иначе причастных к этой истории, от расправы. Тем более что я умудрился уже после беседы в обкоме несколько раз «схулиганить». Во-первых, предложил «Медицинской газете» статью о А.Д. Бланке. Редакция с радостью приняла предложение, но, получив текст статьи под названием «Врач Александр Дмитриевич Бланк — дед Владимира Ильича Ленина», надолго замолчала. Наконец пришел ответ, что, по мнению главного редактора газеты С.Н.Ягубова, моя статья не представляет интереса. Статья была написана в обычном духе печатавшихся в то время юбилейных статей, но содержала выявленный мною материал о национальности А.Д. Бланка. Очевидно, что Ягубов консультировался в высоких партийных инстанциях, возможно даже в Отделе пропаганды и агитации ЦК КПСС.

Во-вторых, я написал письма в ЦПА ИМЯ при ЦК КПСС и Центральный музей В.И. Ленина, в которых, ликвидируя их «убежденность» в том, что А.Д. Бланк по национальности «обрусевший немец», сообщил, что он еврей, принявший православие. В письмах содержалась просьба впредь давать по вопросу о национальности А.Д. Бланка правильные сведения. Ответа с благодарностью за сообщенные сведения я, разумеется, не получил.

В конце апреля — начале мая 1965 г. под впечатлением новых глав воспоминаний И.Г. Эренбурга «Люди, годы, жизнь» я написал ему письмо, в котором поблагодарил Илью Григорьевича за интересные воспоминания и рассказал о своих злоключениях, связанных с выявлением документов о еврейском происхождении дедушки В.И. — человека, когда-то называвшего Эренбурга «Ильей Лохматым». Довольно быстро получил ответ: «Дорогой Михаил Гиршевич! Благодарю Вас за доверие, за все теплые слова обо мне, о книге воспоминаний. Желаю успеха в работе. С искренним уважением. И. Эренбург»[70]. На душе стало легче.

В это же время М.С. Шагинян писала мне: «Я все-таки надеюсь, что мозги у людей прочистятся и они перестанут дела и вредные глупости! Придет время, — и Ваша статья будет напечатана»[71]. Мариэтта Сергеевна оказалась права. Через 25 лет и пять месяцев в серьезно переделанном виде моя статья увидела свет. А в далеком 1965 г. Шагинян мужественно в одиночку продолжала борьбу. «Вы спрашиваете, когда переиздадут «Семью Ульяновых»? — писала она. — Мне запретили упомянуть в новом издании о новых данных, открытых в архиве о генеалогии матери Ленина, а я запретила печатать «Семью Ульяновых» без этих данных. «Роман-газета» вынуждена была в силу моего отказа выпустить «Первую Всероссийскую» (вторую часть трилогии) без «Семьи Ульяновых». Больше я ничего не смогла сделать, и мне тошно от такого непонятного для меня запрета. Это не только отвратительно — но и политически глупо»[72].

И все же Шагинян смогла пробить брешь в умолчании о происхождении А.Д. Бланка, применив эзопов язык, — не сразу, а в два захода. В 1967 г. Приволжское книжное издательство в Саратове выпустило в свет «Семью Ульяновых». Писательница внесла в третью главу «Воспоминания одного детства» небольшую поправку. Вот она: «Александр Дмитриевич Бланк был родом из Староконстантинова Волынской губернии. Окончив в Житомире поветовое училище, он приехал с братом в Петербург»[73]. Проходит еще два года, и Мариэтта Сергеевна наносит решающий удар. В вышедшем в Москве в издательстве «Художественная литература» романе-хронике в двух частях «Семья Ульяновых» она вставляет еще одно слово, и текст теперь выглядит следующим образом: «… Александр Дмитриевич Бланк был родом из местечка Староконстантинова Волынской губернии»[74]. Как эту вставку пропустила цензура (а может, и ИМЯ при ЦК КПСС), не представляю. Не исключаю, что Шагинян объяснила появление этого слова тем, что «местечко» по-украински — селение. Но для большинства читателей, не знающих украинского языка, «местечко» означало прежде всего еврейское селение (существует даже выражение «местечковый еврей»). В сочетании с фамилией Бланк это давало определенный намек на национальность.

Что же касается текста «Семьи Ульяновых», он с этого издания становится каноническим.

4. ОТЗВУКИ УШЕДШЕЙ ЭПОХИ

Как я уже говорил, моя статья, опубликованная в «Литераторе», была вскоре перепечатана во многих изданиях. Но первым ее перепечатал в качестве приложения к своей уже упоминавшейся книге профессор Г.М. Дейч, ныне живущий в США.

Выехав из СССР, он захватил с собой копии выявленных им документов о братьях Бланках. Как рассказывал мне Дейч при встрече, он долго размышлял, стоит ли публиковать эти» документы. Его останавливало опасение, что это может вызвать в нашей стране волну антисемитизма. Когда в декабре 1991 г. ему прислали номер «Литератора» с моей статьей, то он решил, что время для публикации настало. Ценные материалы, собранные Г.М. Дейчем, дополняют и развивают мою статью, дают направление для новых поисков.

Следующим, кто осветил вопрос о еврейских предках В.И., стал бывший заместитель начальника отдела комплектования, экспертизы и учета архивных фондов Главного архивного управления заслуженный работник культуры В.В.Цаплин, уже известный читателю — это он осуществлял изъятие документов о семье Бланков в Житомирском архиве. Теперь он решил ввести эти материалы в научный оборот[75]. На отдельных ошибках и неточностях в статье Цаплина я остановлюсь ниже. Главный же ее недостаток, на мой взгляд, в том, что автор и в наши дни не подвергает сомнению правильность изъятия документов «без оставления копии» и наказания «виновных» архивистов и стремится приписать себе заслугу первой публикации документов о еврейском происхождении предков В.И. С этой целью В.В. Цаплин во введении к своей статье утверждает, что имеющиеся на эту тему публикации «или сплошной вымысел, или правдивые, но не подкрепленные документами краткие упоминания, или сомнения в истинности опубликованной информации»[76], ссылаясь при этом на черносотенную статью Е. Торбина[77]' и статью Ю. Гаврилова в «Огоньке», где содержится просто упоминание о крещении А.Д. Бланка[78].

Можно, конечно, допустить (хотя и верится с трудом), что Цаплин не знал ни о моей статье, ни о работе Дейча, к моменту выхода его статьи уже несколько раз перепечатанных в различных периодических изданиях и сборниках[79]. Но то, что он не отмечает приоритета сотрудников Житомирского архива в выявлении ряда документов (перечисленных им же в докладной записке 1965 года!), является прямым нарушением норм профессиональной этики.