Владимир Гнеушев - Тайна Марухского ледника

– Сколько?– строго спросил капитан.– Сколько за Костюка?

– Более 30 немцев, товарищ капитан. Сам Костюк убил десять.

– Мало. Мало за такого человека,– тяжело вздохнул командир.

– Так и запомните, лейтенант: за разведкой долг. Сотню гитлеровцев убьете, две сотни, считайте, что мало, что не отомстили еще за нашего товарища Костюка. Ну, рассказывайте.

...Отряд отправился в разведку на рассвете. К восходу солнца семеро смельчаков уже перешли линию вражеской обороны. В утреннем лесу тихо, настолько тихо, что слышно было, как падают на землю высохшие листья. Тайную тропку немцев Окунев обнаружил к девяти часам утра. Она, несомненно, вела из вражеского штаба на передовую. Об этом говорили едва заметные зарубки на деревьях. Окунев разделил отряд на две части. Он сам с тремя бойцами залег справа. Жиряков – с остальными слева. Притаились, Ждать пришлось недолго – минут пятнадцать. Сначала немцев услышали – они шли тяжело, по-видимому, с грузом, и Окунев отметил про себя, что немцы не умеют ходить по лесу. Их было пятнадцать. Окунев узнал: альпинисты-баварцы, гордость сумасшедшего фюрера. Впереди налегке – унтер, высокий, поджарый, с лисьей мордой. Поравнявшись с засадой, оп обернулся к своим, подал команду на отдых, достал из сумки кисет, трубку, зажигалку, поднес огонь к трубке, но закурить не успел. Окунев выстрелил. Унтер упал.

– Бей их, хлопцы!– закричал Окунев и поднялся. В минуту все было покончено. Четырнадцать немцев корчились на тропинке в предсмертных судорогах, пятнадцатый, сопливый юнец в новеньком мундире, ползал перед Окуневым и молил: “Русь, не стреляй, жить, жить”.

С “языком” и трофеями разведчики возвращались домой. Но, по-видимому, фашистов обеспокоила перестрелка в их тылу. Вскоре отряд столкнулся с многочисленной группой немцев. Отбиваясь от наседавшего противника, отряд Окунева сбился с курса. Гитлеровцы тоже запутались в дремучем лесу и отстали, по положение отряда от этого не улучшилось. Где они? Вокруг лес да скалы и, может быть, вражеская засада за каждым деревом.

Спустились в ущелье. Наверху немцы скалу долбят, строят оборону. Офицеры расхаживают, покрикивают. Костры горят, пища готовится. Какой-то фриц поет вполголоса.

– А ну, Костюк, подползи поближе, посмотри, много их?

Вернулся Костюк:

– Немцев много, но другого пути, товарищ лейтенант, у нас нет. Вершину перевалить, и мы сразу же дома будем. Надо пробиваться, товарищ лейтенант!

Окунев развернул свой отряд в цепь. Точно горная лавина, нагрянула семерка смельчаков на вражеский лагерь.

– За Родину! – остальное договаривают автоматы и гранаты. Уцелевшие фрицы кубарем скатились в глубокое ущелье. Разведчики стали полными хозяевами вершины. Всюду валялось брошенное оружие, трупы врагов. Их было около пятнадцати. Окунев удовлетворенно оглядел усталые лица друзей и тут же заметил, что нет Костюка. Бросились искать. Герой лежал у немецкого блиндажа, широко раскинув сильные руки, как будто обнимая в последний раз любимую, свою родную землю.

Шестерых смельчаков командование наградило медалями “За отвагу”. Костюка – посмертно – орденом Красного Знамени. И каждый раз, когда разведчики уходят во вражеский тыл и немецкие захватчики падают под их внезапными, беспощадными ударами, Окунев говорит своим товарищам: “На счет Костюка...”

Этот боевой эпизод из героических будней защитников перевала описан в тридцать втором номере газеты “Боец РККА” Закавказского фронта.

Имя Окунева упоминается в рассказах многих участников боев. Особенно тепло и трогательно вспоминает его полковник Малюгин, бывший инженер 810-го стрелкового полка. Он поведал об одном эпизоде, который произошел в самую трагическую минуту жизни полка, сражавшегося в районе горы Кара-Кая. Силы иссякли. Боеприпасы заканчивались – уже несколько суток не было продовольствия, остатки подразделений вместе со штабом полка ценою огромных усилий удерживались на небольшом плато. Командир полка майор Смирнов видел единственную возможность связаться с соседями через узкую долину, которую немцы не заняли лишь потому, что она хорошо просматривалась и простреливалась с командных высот, находившихся в руках врага. Чтобы разведать путь для прорыва, командир полка послал два отряда бойцов и трех самых надежных офицеров штаба: первого помощника начальника штаба старшего лейтенанта Окунева, полкового инженера лейтенанта Малюгина и начальника связи полка лейтенанта Журина.

Двигаться пришлось на глазах противника. И едва они вышли на ледяное плато, немцы открыли прицельный огонь. Кроме вражеских пуль, разведчиков подстерегала другая, не менее страшная опасность – ледяные щели. Они были своего рода ловушками. Сколько угодило туда бойцов и мало кто возвратился из этих ледяных склепов. Малюгин и Журнн, укрывшись от пуль за каменными глыбами, не заметили, как Окунев упал и по скользкому льду быстро покатился вниз, но успели заметить, как он исчез в глубокой щели. Надежды на спасение не было. И все же Малюгин и Журин решили попытать счастья и спасти своего боевого товарища. Они разостлали под ногами палатку на льду (чтобы самим не угодить в ловушку), привязали к концу веревки палку и бросили ее в ледяную яму. Под нулями, на глазах врага, они проделывали это несколько раз, и все безрезультатно. Горечь неожиданной утраты любимого друга жгла сердце. Не хотелось верить, что Михаил Окунев погибнет теперь так нелепо.

Снова и снова, продвигая в сторону палатку, которая удерживала их на льду, опускали в щель веревку с палкой на конце. И вдруг веревка натянулась. Когда Окунева вытащили, он был почти в бессознательном состоянии, весь мокрый, с окоченевшими руками. Трудно даже представить, как он мог удержаться руками за спасительную палку, которая нашла его на дне ледяной могилы. За ночь Друзья обогрели Окунева, и он снова был в строю.

Легко сказать “обогреть”. Но как это сделать на леднике, где нет ни кустика, ни землянки. Только мертвый лед да холодные скалы. К тому же в эту страшную сентябрьскую ночь шел снег с градом и ударил мороз. Вся одежда на Окуневе была мокрая и мерзлая. Снимать ее пришлось с помощью ножа. Сергей Малюгин снял с себя нательное белье и надел его на Окунева, который был весь синий, стонал и бредил. Сухое белье мало чем могло ему помочь. Что же делать? Малюгин и Журин обратили внимание на трупы погибших боевых товарищей, которые были подготовлены к захоронению. Решение пришло само собой: они уложили туда Окунева, прикрыв сверху шинелями, снятыми с убитых бойцов. Он сразу затих, перестал стонать. Затем друзья, вернувшись из разведки, занялись своими неотложными боевыми делами. Малюгин в эту ночь был оперативным дежурным на командном пункте полка. Но “дежурство”, как и все, что происходило на Марухском леднике, было необычным. Всю ночь, пользуясь темнотой, лезли фашисты со всех сторон. Малюгин “дежурил” за пулеметом, заменяя окоченевших от мороза бойцов. Лишь на рассвете Малюгину удалось навестить Окунева. И какова была радость, когда он, стащив шинели, услышал звонкий голос своего задушевного друга, который с криком “Сережа! Друг!” бросился Малюгину на шею. Окунев как бы воскрес из мертвых и снова был в строю.