Георги Лозев - Я, Легионер

На следующий день романтический фильм-реклама с его экзотическими пейзажами испарился. Ни свет, ни заря мы занялись уборкой всего здания. До завтрака уже все блестело чистотой. Это было моим первым corvée (наряд) в Иностранном легионе. В семь утра старшина легионер проинспектировал нашу работу.

— Ладно, всегда можем убраться и получше, но для первого раза сойдет. — После этих слов он жестом показал следовать за ним. — Теперь, наконец-то, вы заслужили свой завтрак. «La légion est dure mais la gamelle est sûre» («В Легионе тяжело, но жратва обеспечена»).

В полдень нас уже было восемь, но я все еще был единственным, который понимал по-французски. Среди новичков было три поляка, русский и чех, и все пятеро говорили по-русски. Чех был самым старшим, ему было за тридцать, и он мне объяснил, что приехал сюда из-за денег и французского гражданства. Поляки были спортсменами, которые прибыли с единственным желанием доказать свои качества вояк, они намеревались сделать военную карьеру. Русский был демобилизованным солдатом, и у него не было другой профессии, кроме этой. Вот так вкратце они рассказали о себе. Правду ли они говорили или нет, не имело значения, потому что прошлое осталось позади.

После обеда успели быстрее справиться с уборкой, так как к нам присоединились еще пять человек. К вечеру сержант, который отвечал за нас и придумывал нам все новые и новые задачи, решил оставить нас в покое в комнате с телевизором. Пока большинство смотрело телевизор, ничего не понимая, Эрвин, огромный словак, пытался выучить немного французский по учебнику, который он носил с собой. Я видел, как этот огромный мужчина потел и хмурился над своей книжкой и улыбнулся. Он поднял голову и жестом попросил меня помочь.

Я с удовольствием подал ему руку, чтобы вытянуть его из болота новых и странно звучащих слов, в которое он попал. Произношение определенно было проблемой для словака. Позже, во время моей службы я понял, что используемый легионерами французский сильно отличается от языка романов Бальзака, Виктора Гюго и Александра Дюма. Легионерский язык был перемешан словами и фразами из английского, немецкого и даже русского. Каждый говорил со своим акцентом, но это не имело значения, важно было понимать приказы и, что еще важнее, их выполнять. Во время своей службы Эрвин узнал, что французский в Легионе не так уж сложен, но тогда он действительно беспокоился. Когда я заглянул в его учебник, увидел, что он написан на непонятном для меня языке. Этот язык определенно не был славянским, иначе я бы что-то усек. Я вопросительно посмотрел на Эрвина. Он улыбнулся и сказал: «Мадьяр, Мадьяр». Оказалось, что словак был наполовину венгром.

— Если понимаешь это, одолеешь и французский, — заверил я его, говоря по-русски.

Он отвечал мне по-словацки, язык, родственный с чешским, и когда я не понимал, он подыскивал русские слова. Конечно, по-венгерски я ничего не понимал. Иногда мы использовали и жесты, но самым главным было то, что мы могли общаться между собой. Таким образом словак, размерами с гориллу, стал моим самым лучшим другом в приемном пункте в Страсбурге.

На следующий день ранним утром прибыл еще один поляк. Никогда не забуду, как этот парень вошел в столовую казармы. Вроде бы он поссорился с нашим сержантом, но я так не понял, что произошло. Мы видели только, как легионер, которой отвечал за нас, привел на завтрак новоприбывшего поляка в гражданской одежде и разрешил ему есть все, что захочет и сколько захочет. Откуда появился этот парень? Новичок наполнил поднос пятью булочками, пятью кусочками масла, джемом, медом, сыром и шоколадом и, кроме всего этого, выпил литр молока. Было видно, что голод заблокировал его мозг до такой степени, так как лишь после того он перестал есть и увидел наши любопытные взгляды, он почувствовал, что он не один в столовой. Он встал и представился: «Лех». Позже в Кастельнодари это имя было забыто, и он стал легионером Цибульским. После рукопожатий со всеми, он попытался извиниться за что-то перед старшиной, который смотрел на него с широкой улыбкой.

— В Легионе тяжело, но жратва обеспечена! Из тебя выйдет хороший легионер, парень, — сержант рассмеялся. — То, что ты ищешь, находится здесь. Еды в Иностранном легионе всегда хватало.

Десять дней спустя нас уже было пятнадцать парней, готовых поехать в Обань. Наши дни в Страсбурге проходили между уборкой здания и телевизором. Монотонность повседневной жизни в центре вербовки не охладила пыла никого из кандидатов. Только одного поляка вернули на гражданку из-за лишнего веса. Ему объяснили, что он имеет право похудеть и попробовать свои шансы снова через шесть месяцев. Теперь все переходили к следующему этапу, где в Обани нас ожидала Дом-мать Иностранного легиона. Там, после многократных тестов и медицинских обследований военная комиссия будет решать, кто из нас способен и заслуживает быть зачисленным на четырехмесячное обучение учебный полк Легиона, расположенный на базе в Кастелнодари.

Крымская война, 1854

Верные данному слову, легионеры сражались за дело испанской королевы, пока король Франции не издал приказ о возращении Легиона. Только тогда Луи-Филипп дал себе отчет, сколько наемников из тысяч, отправившихся три года тому назад, поплатились своими жизнями. Из пяти тысяч, которые поехавших в Испанию, только пятьсот пересекли Пиренеи и вернулись во Францию. Нужно было набирать новых добровольцев, чтобы создать новый сильный Легион.

Воскресший легион был отправлен в Алжир в 1837 году и сразу же вступил в битвы за древний город Константина. Созданный еще за 3000 лет до новой эры под названием Кирти, город был реконструирован римским императором Константином в 311 г. и был переименован в его честь. Построенная на скале высотой 600 метров крепость веками считалась неприступной. Под управлением Ахмед-Бея, город устоял перед атаками французов в 1836 году. В начале 1837 года французские колониальные войска были усилены за двумя батальонами легионеров, а в октябре того же года, Иностранный легион уже воюет плечом к плечу с зуавами — добровольцами из кабильских племен, живущих на территории Марокко и Алжира, включенных в колониальную армию в 1830 году. Вместе им удалось сделать немыслимое — проделать лазейку в стене крепости, и проникнуть в древний город. В то время как защитники Константины пытались организовать отчаянное сопротивление, Ахмед-бей улизнул из крепости. После ожесточенных атак солдаты бея были вытеснены улица за улицей, и в конце концов последний крупный город в Алжире оказался под властью французов.

Для Легиона Константин это только начало серии славных битвах после возвращения в Алжир. В 1839 году легионеры овладели и крепостью Джиджели, которая находилась под контролем османских корсаров еще с XVI века, когда она была завоевана Кэр-эд-Дином, известным в Европе под именем Барбаросса.