Марта Хиллерс - Женщина в Берлине

Мы с удовольствием побывали у мясника, где отоварились на мою мясную карточку. Таким образом, мы получили хорошие куски чистой свинины приличного веса.

Когда мы шли из магазина, грузовой автомобиль проехал мимо; с немецкими войсками, с зенитной пушкой. Сидели безмолвно и пристально смотрели. Женщина кричала вслед им: «Вы убегаете?» Но ей не ответили. Мы смотрели, пожимая плечами. Женщина думала: «Если так, то бедные вы свиньи».

Снова и снова в эти дни я замечаю, что моё чувство, чувство всех женщин по отношению к мужчинам, изменяется. Нам их жалко, они кажутся нам такими жалкими и слабыми. Слабый пол. Общее разочарование зреет под кожей у женщин. Мужеподчинение, прославляющее сильного мужчину нацистского мира рушится - и с нею миф о "Мужчине". Прежде в войнах мужчины могли требовать себе от отечества привилегий, которые причитались им. Сегодня и мы, женщины, участвуем во всём этом. Это меняет нас, делает нас нахальными. В конце этой войны поражение мужчин как сильного пола, сравнимо со многими другими поражениями.

Позже в подвале продуманный общий ужин. Уютные натюрморты на 1 кв.м. Здесь чай Стуллен, там картофельное пюре. Штинхен колет ножом и вилкой совершенно кислый огурец. Её раненая голова аккуратно перевязана. Супруга книготорговца спрашивает: «Могу ли я налить Вам?» «Благодарю Вас, милостивая госпожа», - шелестит садовник.

Приходит дезертировавший солдат и сообщает, что русские разведчики у кинотеатра. Наш угол находится уже под обстрелом малым калибром. Никого в форме не должно быть в нашем подвале, это приказывает экс солдат - иначе мы попадём под военное положение и подлежим военному суду.

Болтовня тут и там о сообщениях в листовках Бронированного Медведя. Действительно, должны были быть на подходе 2 армии для деблокирования Берлина, Шернера с юга, другая с севера.

А мы? Очень смешанные чувства, почти испуг. «Теперь всё это начнётся заново, и мы тут посредине. Должны ли мы жить здесь внизу все эти месяцы? Мы все растеряны. Если не успеет Иван, то прибудут американцы по воздуху. И это при их ковровых бомбардировках, спаси нас Бог. Тогда мы точно будем погребены заживо в подвале».

Только что новое сообщение с улицы: фольксштурм отступил, Иван продвигается вперёд к нам. Немецкая артиллерия устроилась на нашем углу, её выстрелы слышно в подвале. Между тем 6 женщин сидят вокруг столика, и вдова раскладывает жене ликёрного фабриканта карты. Она это делает в совершенстве: «После короткой дороги вас ждёт разочарование в связи с вашим мужем». (Он принимает во внимание положение рыжей Эльвиры на ликёрной фабрике).

Я хочу спать. Я радуюсь этому. Полный до краёв день. Итоги: здорова, свежа и дерзка, страх исчезает в настоящий момент, всё неплохо. В мозге сильные впечатления от жадности и ярости. Парализованная спина, усталые ноги, ноготь большого пальца сломан, жжёт нижнюю губу. Всё же правильно говорится: «То, что не убьёт тебя, сделает тебя сильнее».

Вот еще, картина, которую я видела на улице. Мужчина двигал тачку, на которой лежала доской мёртвая женщина. Серые пряди свободно свисали, синий кулинарный фартук. Сухие ноги торчали шестом на заднем конце тележки. Никто и не взглянул. Как раньше на вывозимый мусор.

Пятница, 27 апреля 1945 года, день катастрофы.

Это начиналось с тишины. Слишком тихая ночь. Около полуночи фрейлейн Бен сообщила, что враг продвинулся вперёд к Шребегартен, и немецкая линия обороны лежала уже перед нами.

Я долго не могла заснуть, мой русский язык проносился в мыслях, вспоминала обороты речи, которые, как я предполагала, можно будет использовать. Сегодня я сообщила впервые народу в подвале, что я немного знаю русский язык, то, что у меня осталось с молодых лет.

Мой русский язык прост, чисто обиходная речь, то что нахваталась по дороге, путешествуя. Всё-таки я могла читать и произносить даты, и читать по буквам. Это скоро опять возвратится ко мне, так как будет тренировка. Языки всегда давались мне легко. Я заснула, наконец, считая на русском языке.

Я спала примерно до 5 часов утра. По вестибюлю кто-то бродит. Это была продавщица книжного магазина, она пришла снаружи, тронула меня за руку и прошептала: «Вы живы». «Что? Русские?» Я получаю ответ глазами. «Да. Только что они вошли к Мейеру (магазин спиртных напитков) через окно». Я одевалась, приводя себя в состояние готовности, причёсывалась. В это время как в помещении противовоздушной обороны женщина объявляла новости. В несколько минут весь подвал был на ногах.

Я еле взобралась по чёрному ходу наверх на первый этаж, хотела спрятать наши продукты, если они ещё не были спрятаны. Я прислушивалась перед расколотой, больше не запирающейся задней дверью. Всё тихо, кухня пуста. Присев, я подползла к окну. Утро, светлая улица находилась под обстрелом, слышались шлепки и разрывы.

Русская четырёхствольная зенитная пушка - 4 железных жирафа огибают угол; угрожающие, очень высокие шеи. Двое мужчин тяжело ступают по улице вверх: широкие спины, кожаные куртки, высокие кожаные сапоги. Машины катятся поближе, останавливаются у бордюра. Мостовая гремит. Через разбитые стёкла бензиновый аромат попадает в кухню.

Я возвращаюсь снова в подвал. Мы завтракали как в удушье. Всё же я съела, к удивлению вдовы, много ломтиков хлеба. У меня бурлило в животе. Это мне напоминало о школьном девичьем чувстве перед контрольной по математике - неприятное чувство, и беспокойство и желание, чтобы уже всё прошло поскорее.

Позже мы вместе поднялись наверх, вдова и я. В её квартире мы смахивали пыль, тёрли, переносили и мыли полы последней водой. Чёрт знает, почему мы мучились таким образом. Наверное, чтобы в движениях своего тела забыться в настоящем и не думать про будущее.

Иногда мы подползали к окну. Снаружи бесконечное столпотворение. Упитанные кобылы, корова, которая глухо мычала после дойки. Они уже раскрывают в гараже напротив свою походную кухню. Впервые мы видим такие типы лица: тугие широкие головы, коротко подстриженные, упитанные, беспечные. Нигде не видно гражданских лиц. Все прибывают новые и новые русские на улицах под нами. И всё это людское море под нашим домом шепчет и дрожит. Кто бы мог представить такое недавно, этот тревожный скрытый ад большого города. Спрятавшаяся жизнь в глубине подвалов, расколотая на самые маленькие группы, которые ничего больше не знают друг о друге.

А снаружи синее небо, безоблачное сияние.

Около полудня гамбурженка и я несли как раз второй котёл, полный супа из перловой крупы, который был сварен для всего народа нашего подвала в пекарне у пекаря. Именно тогда первый враг нашёл дорогу в наш подвал. Крестьянский тип с красными щеками, его глаза мигали, когда он осматривал народ в подвале при свете керосиновой лампы. Медля, он вошёл, 2 шага по направлению к нам.