Наперекор земному притяженью - Олег Генрихович Ивановский
— Товарищ старшин сержант, с вами хочет поговорить майор. Видите, вон там, сидит на скамейке.
— Есть подойти к майору, — ответил я.
Поправив свой командирский ремень, пилотку, с тоской осмотрев видавшие виды сапоги, я постарался насколько можно четче, как учили в школе, подойти и неуставному доложить:
— Товарищ майор, старший сержант…
— Знаю, знаю, вольно. Садитесь, пожалуйста, — как-то по-домашнему заговорил со мной майор и жестом пригласил сесть рядом.
Я успел заметить, что петлички у него не зеленые. Фуражка защитного цвета лежала на скамейке.
— Ивановский Олег Генрихович, 1922 года рождения, призыва 1940 года, комсомолец? — скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес он, поразив меня своей осведомленностью.
— Так точно… — растерянно произнес я.
— Не удивляйтесь. Я это узнал от вашего комиссара полка. А я из штаба фронта. Расскажите мне подробнее о себе, о родителях, родственниках.
Рассказ мой не занял много времени: биография-то была короткой. Когда я умолк, майор, улыбнувшись, посмотрел мне в глаза и опять-таки как-то по-домашнему сказал:
— Так вот, товарищ Ивановский Олег Генрихович, 1922 года рождения, 1940 года призыва, член ВЛКСМ. Есть решение откомандировать вас на специальные оперативные курсы в Особый отдел фронта. Подучитесь там несколько месяцев, получите новую специальность. Слышали, конечно, о чекистах? — Он улыбнулся опять. — Так вот, у вас есть возможность чекистом стать. Надеюсь, не возражаете?
— А как же застава?..
— Вопрос с вашим командованием согласован.
…На попутной машине, закинув в кузов вещмешок — все свое немудреное имущество, я выехал из Белева в Ефремов, где в это время находился штаб Брянского фронта и все его службы. Неподалеку от города, в небольшой деревеньке Челищево, собирались все будущие курсанты, присланные, как и я, из разных частей. Выли представители всех родов войск. Не встречал я только ни одного пограничника. Но однажды утром в нашей разновойсковой компании заметил я офицера, средних лет, с красивым волевым лицом, чуть полноватого, с двумя «шпалами» на зеленых петлицах и в нашей пограничной фуражке. Очень захотелось попасться ему на глаза. Как же! Пограничное братство! Уж он обязательно должен со мной заговорить — мы же оба пограничники. Но тут же я себя урезонил: мне двадцать, ему на вид около сорока. Я — старший сержант и в пилоточке, он — подполковник, в фуражке. Тоже мне — «братство»!
Но тем не менее на следующий день он действительно окликнул меня. Я подошел.
— Откуда, товарищ старший сержант?
Я ответил.
— А до этого где служил?
Коротко рассказал про школу, про Харьков, про Коломыю, про отряд, про девятую заставу.
— Знаю, знаю этот отряд, встречал. Лихо дрались парни, просто герои. Да вот только нет уже ни начальника, ни комиссара… И Тарутин и Уткин погибли. Слыхал фамилии такие?
— Слыхал. Но видеть не видел ни разу.
— В районе Умани они с частями двух наших армий в тяжелейшую обстановку попали. Тебе, брат, повезло. Крепко повезло. А здесь ты чего? На курсы прислали?
— Да, на курсы, — ответил я. — А вы… Нас учить будете?
— Нет, брат. Я сюда на время. Фронт пока в резерве держит. Должен назначение получить. Ну давай-давай, пограничник, учись. Может, встретимся. Соломатин моя фамилия. Запомнишь?
— Запомню, товарищ подполковник.
Все, чему нас учили, было совершенно необычно, ново, сложно. Помнится, поначалу даже удивлялся, что нам, таким молодым, можно сказать, зеленый юнцам, доверяют работу большой государственной важности, доверяют государственные тайны. В конце октября, после сдачи зачетов, нам было приказано еще до официального присвоения нового звания прикрепить на петлицы по три «кубаря». Так я стал младшим лейтенантом государственной безопасности. Государственной безопасности!
— Хлопцы, вот интересно: два дня назад я, курсант с петличками старшинскими, — важничал мой сосед по койке в казарме, — шел по улице, козыряя направо и налево то лейтенанту, то майору, то политруку. А сегодня иду важно так, а всякие там сержантики, старшины да лейтенантики меня приветствуют. Здорово, а?
В первых числах ноября я встретил в штабе подполковника Соломатина.
— Здравствуй, здравствуй, пограничник! Как дела? Как курсы?
— Товарищ подполковник, курсы окончены, звание присвоено. Теперь по частям.
— А ты уже получил назначение?
— Нет еще, не получил. Слыхал только разговор — меня хотят вроде здесь, при штабе фронта, оставить…
— При штабе? — Да что тебе такому молодцу при штабе делать? Поедем ко мне в корпус!
— К вам? А куда, в какой корпус?
— Получил назначение в 7-й кавалерийский начальником особого отдела. Ну, решайся!
Кавалерия… Казаки… Кони лихие… Шашки… Бурки… Шпоры… Рейды по тылам противника… Вот это жизнь! Одно только смущало:
— Так ведь я верхом-то…
— Ну и что? Помоложе меня, научишься.
— А вы можете договориться с начальством?
— Это уж не твоя забота. Так что, согласен?
— А что?.. Согласен!
— Молодец, быстро принимаешь решения. Как фамилия? Дай-ка запишу. И не забудь — 7-й кавалерийский.
Кавалерийская дивизия
На следующее утро попутка уже мчала меня в штаб 7-го кавалерийского корпуса, располагавшийся километрах в тридцати от Ефремова.
Соломатина в особом отделе не оказалось. Его заместитель, просмотрев мои документы, коротко сказал:
— В одиннадцатую имени Морозова дивизию. Там как раз нужен оперуполномоченный.
— А как туда попасть?
— Это мы сейчас организуем. Петров!
В дверь вошел пожилой сержант, вскинул руку к черной каракулевой кубанке. Шпоры на каблуках звонко щелкнули. Кубанка. Шпоры. Черт возьми! А я в пилоточке, в кирзачах.
— Петров, комендант из одиннадцатой морозовской тут с утра был, узнай, уехал или нет? Если тут, подседлай лошадь лейтенанту. Ему в дивизию надо.
— Есть подседлать и узнать!
Лихо звякнули шпоры. Уж очень этому сержанту было приятно продемонстрировать свое кавалерийское превосходство передо мной — пехотой. Ему ведь, что пограничники, что пехота, все едино. «Подседлай лошадь лейтенанту…» Это, стало быть, мне? Так я же никогда в жизни ногу в стремени не держал!
— Простите, товарищ майор, а далеко до дивизии?
— Двадцать три километра. Почти рядом. Деревня там большая.
Через полчаса нашелся комендант.
— Здравия желаю, — приветствовал он меня. — Разрешите спросить, вы раньше верхом ездили?
— Нет, не приходилось, — сознался я. — Разве только на велосипеде.
— Ну, это вполне достаточно, — рассмеялся он. — Начнем подготовку. Стоять, милая, стоять. — Он похлопал по шее небольшую гнедую лошаденку. — Подойдите к седлу, пожалуйста, дайте руку. Надо стремена под вас подогнать. Вот как это делается, учитесь.
— Понятно. На велосипеде мы так же седла регулировали.
— Я же сказал, что вашего велоопыта достаточно. А садились на велосипед с какой ноги? С левой?
— С левой.
— Ну, совсем хорошо. На копя тоже полагается с левой, придерживаясь за гриву и за седло, за заднюю луку. Ну-ка,
