Пять лет рядом с президентом - Виктор Николаевич Ярошенко
– То, о чем я вам говорю, господин депутат, не имеет никакого отношения к любви. Это обычный анализ сухой статистики, которую от вас тщательно скрывают тоталитарные власти. При отсутствии достоверной информации о состоянии страны невозможно принять правильные решения по ее возрождению. А ваша страна, да еще и с ядерным оружием, находится на грани голодомора и распада. Вы знаете, сколько ядерных боезарядов находится на территории других республик, кроме собственно России?
– Много…
– Очень много – более трех тысяч! Если во время распада СССР коммунисты затеют очередную гражданскую войну, то вы уничтожите не только друг друга, но и всё живое на земле.
Разговор был для меня интересный, но очень неприятный, просто тошнотворный. Я постарался его поскорее закончить. На прощание Збигнев Бжезинский сказал:
– Не обижайтесь на меня, господин Ярошенко. Я вижу, что вас смущает моя прямолинейность, но вот увидите – время подтвердит правоту моих слов.
Сегодня анализ и прогнозы Бжезинского, некоторые из которых сбылись, звучат просто банально. Всё это хорошо известно. Но почти тридцать лет тому назад для меня это прозвучало откровением и сигналом для большой тревоги. Через месяц после возвращения из США я воспользовался правом депутата СССР и передал Горбачёву свои предложения, которые мы подготовили с группой коллег-экономистов (депутатская группа «Реформа») в Верховном Совете СССР, по срочному реформированию нашей зашедшей в тупик экономики. Естественно, никакого ответа.
Вечером, когда мы подводили итоги прошедшего дня, Ельцин рассказал о разговоре с Бушем, а я – с Бжезинским. Политически встреча с Бушем, конечно, была наиболее важной, но встреча с Бжезинским – более информативной и содержательной. Борис Николаевич сожалел, что не смог встретиться с Бжезинским, и был очень обеспокоен его прогнозами. Уже в Москве Ельцин дважды возвращался к этой теме. Неужели опоздали с реформами?
14 сентября Борис Николаевич поехал в клинику им. Майо, где после операции находился бывший президент США Рональд Рейган.
– Умница и прекрасный собеседник, – поделился своими впечатлениями Ельцин. – Странно, почему Горбачёв всё время называет его круглым дураком? При нем экономика США резко пошла вверх, он был автором «рейгономики», да и американцы русских медведями называть перестали. Рейган ушел со своего поста на пике популярности. Вот бы так все уходили. А?
Я скорее был согласен с Ельциным, чем с Горбачёвым.
Каждое утро, до встречи с Ельциным, мы всей командой старались бегло просмотреть как можно больше американских газет и журналов. Три дня ничего оскорбительного или особо недоброжелательного не было. Так, отдельные шаржи и карикатуры. Но на четвертый день появилась статья в «Вашингтон пост», которую мы решили не показывать Ельцину. И без того слишком большой нервной нагрузке он подвергался ежедневно.
Корреспондент Пол Хендриксон, выделявшийся среди других журналистов неизменной голливудской улыбкой, под заголовком «Борис употребляет борщ. Пьяные медвежьи объятия Ельцина для капиталистов» писал:
«Это было похоже на чудо, что он мог стоять прямо, быть привлекательным и говорить настойчиво. Виной тому не только два часа, которые отводились для сна. Причина в количестве “Хеннесси”, которое он опрокинул за ночь. Водка – это хорошо. А как насчет “Джека Дэниэлса” с черной этикеткой в стране свободных людей? Да, и к тому же кварту (0,95 л) с половиной. Это подтверждают те, кто видел бутылки. И это были не горничные. Это были высокопоставленные чиновники из Университета Джонса Хопкинса. Борис Н. Ельцин, советский народный политик, непревзойденный поглотитель спиртного, радикальный законодатель и член Верховного Совета, человек, который говорит “нет” своей системе, прошел вчера по большому Балтимор-Вашингтонскому коридору, покачиваясь и вышагивая с гордым видом, трубя, как фагот, играя и обнимая, предупреждая о гибели своей системы. Это был третий день поездки, лишенной сна и полной намерений взять Америку штурмом. Его сообщения о состоянии советской экономики Михаила Горбачёва, которое выражается в растущей нехватке самых основных продуктов питания на полках продовольственных магазинов, продолжали звучать катастрофично. Его жесты будто скопированы с хроники вашингтонской жизни, что удивляет. Политический диссидент, которому 58 лет и который когда-то был близким союзником Горбачёва, а теперь критикует его удивительно дерзко и постоянно, оставаясь при этом сторонником перестройки, передвигался в блестящем лимузине и в паре простых черных русских ботинок, у которых, казалось, к подошвам были приделаны ролики».
Мы напрасно обольщались, что статья пройдет для Ельцина незамеченной. Американцы, обожающие сенсации подобного рода, не преминули тотчас среагировать на нее. Произошло всё в тот же день.
Нашу делегацию пригласили посетить «образцово-показательную» свиноферму Джима Хардина, расположенную неподалеку от Индианаполиса. Хозяин с гордостью показывал Ельцину прекрасно налаженное хозяйство. Внутри свинофермы была почти стерильная чистота. Джим Хардин подхватил новорожденного поросенка и передал Ельцину. Журналисты, следовавшие за нами буквально по пятам, мгновенно среагировали, и этот снимок обошел всю Америку.
Курьез последовал сразу же, как поросенка передали хозяину. От ярких вспышек, обилия людей, непривычного шума несчастное испуганное животное мгновенно испачкало Хардина, вызвав дружный смех собравшихся гостей. Ельцин негромко сказал мне:
– Кое-кто в Москве будет сильно сожалеть, что это был не я. Считай, повезло.
Хардин предложил нам пройти в дом, заранее извиняясь:
– К сожалению, у меня нет вашего любимого «Джека Дэниэлса».
О статье Ельцин тогда не знал, поэтому никакой реакции не последовало. Только на обратном пути он вдруг спросил:
– А кто это такой – Джек Дэниэлс?
– Не обращайте внимания, Борис Николаевич.
Ельцин продолжал настаивать. Пришлось рассказать ему о публикации в «Вашингтон пост».
– Чего же раньше не сказали? – сердито сказал он. – Побоялись, что на такую чушь среагирую? Сами знаете, и похуже бывало. Разберемся.
За день до отлета Ельцина в Москву, 16 сентября, мы прилетели в Майами.
По моей просьбе вне программы утром Ельцин пришел в небольшой православный храм, построенный русскими эмигрантами, которые были вынуждены бежать, спасаясь от большевиков. Борис Николаевич довольно долго стоял с зажженной свечой, и по губам было видно, что он о чем-то очень тихо говорит. Иногда неумело крестится. Потом, когда мы вышли, я спросил, был ли он крещен, верит ли в Бога.
– Все мы верующие; все хотя бы один раз просили о чем-то Бога. Меня крестили, но я всю жизнь был человеком публичным, всё время был на виду, а посещение храма процесс интимный, хотелось прийти инкогнито. Да и следили за мной со всех глаз, искали повод для скандала: член ЦК пошел молиться. Потому и не ходил. Но когда-нибудь всё будет по-другому. Долги перед церковью надо отдавать. Вообще, без возрождения религии Россию не возродить. Я это знаю.
– Если бы пришлось исповедоваться… Вы о чем-то жалеете?
– Как любой человек, – о многом жалею.
– Например?
– Ну, например, жалею о том, что при мне в Свердловске разрушили дом Ипатьевых, в котором расстреляли царскую семью. Дом стал местом паломничества. Кто-то написал донос в ЦК КПСС – дескать, Ельцин способствует реставрации монархии и всё такое… Пришла секретная телеграмма из ЦК с пометкой «Срочно»: дом снести. Вот и пришлось подчиниться. Ночью снесли. До сих пор остался осадок, что прогнулся. Когда-нибудь попрошу прощения у Романовых.
Это был очень важный разговор, но тогда не оказалось времени для того, чтобы всё это осмыслить и обсудить. Надо было идти по программе дальше, а к этой теме религии и Романовых вернулись только через год.
А через десять лет, в июле 1998 года, вопреки давлению и сомнениям со всех сторон Ельцин прилетел в Петербург на церемонию захоронения останков царской семьи, что, на мой взгляд, было равносильно покаянию.
Тем временем, после многочисленных встреч с различными политическими и общественными деятелями Майами, произошел курьезный случай. Уже поздно вечером решили пойти искупаться. Побережье не освещалось, а южные ночи, как известно, отличаются редкостной темнотой. Было очень душно, а вода казалась очень приятной, почти бархатной. Купались, естественно, по-русски, без пляжных костюмов. Всё вроде было хорошо, правда, не покидало чувство, что мы плаваем не одни. Неподалеку от Ельцина поднялась небольшая волна.
