Генрих Шумахер - Любовь и жизнь леди Гамильтон

— Боже мой, как вы меня напугали, — сказала старая дама. — Мне бы и в голову не пришло, что пьеса может произвести такое впечатление.

Теперь Эмма вспомнила все, что произошло. В смятении, пристыженная, она выпрямилась и попыталась взять себя в руки, но вдруг разразилась слезами. Всхлипывая, она схватила руку миссис Кейн и стала покрывать ее поцелуями.

— О, пожалуйста, мэм, не сердитесь на меня, я была так глупа, что приняла все за действительность. Это было так страшно, я очень испугалась. И все-таки как это прекрасно, как удивительно и величественно!

Она откинула волосы со лба и устремила мечтательный взгляд в пространство.

— Как вы думаете, мэм, существуют ли люди, которые любят друг друга так же, как Ромео и Джульетта? Любят до полной отрешенности до самозабвения?

Миссис Кейн улыбнулась.

— Поэты любят преувеличивать, дитя мое. Когда вы станете старше, вы увидите, что жизнь очень холодна и буднична. Но нам пора идти. Театр опустел, и уже гасят огни. Благодарю вас сэр!

Она обращалась к человеку, который стоял в глубине ложи со стаканом воды в руке. Эмма только сейчас заметила его и покраснела.

— Этот господин увидел из соседней ложи, что вы потеряли сознание, — объяснила старая дама. — Он предложил свою помощь, и я попросила его принести стакан воды. Но пока он ее принес, вы уже пришли в себя.

Эмма взглянула на него. Он слегка наклонился, и свет из ложи упал на молодое узкое лицо. Нежные краски делали его похожим на женское.

— Я не знаю, — сказал он мягким, звучным голосом, — следует ли мне сожалеть, что я сходил напрасно, или радоваться, что пришел слишком поздно.

Его темно-синие глаза под густыми светлыми бровями влажно блестели. Эмма не понимала почему под его взглядом в ней вдруг поднялось что-то, заставившее ее сердце биться радостно легко, а кровь — бежать быстрее. Она резким движением взяла у него стакан.

— Это и в самом деле вода? — спросила она шутливо. — Или вы влили сюда волшебный напиток, подобный тому, который брат Лоренцо дал Джульетте?

Он пристально на нее посмотрел.

— Если бы это был такой напиток, вы на месте Джульетты не стали бы его пить?

Она взглянула на его улыбающиеся губы, полные, яркие, с ямочками в углах.

— Вероятно, выпила бы, — сказала она мечтательно, — если бы этого захотел Ромео.

Она медленно выпила воду и отдала ему стакан. При этом ее рука коснулась его ладони, и она невольно вздрогнула. Ей показалось, что от его длинных бледных пальцев в ее жилы устремился горячий поток.

Она в смятении шла рядом с ним, следуя за миссис Кейн к выходу из театра. У лестницы, ведущей вниз, старая дама остановилась.

— Мы возьмем экипаж, — сказала она с холодной учтивостью и сделала прощальный поклон. — Еще раз благодарю, сэр.

Он, конечно, заметил, что она стремится увести от него Эмму, и улыбнулся.

— Вы ведь не думаете, мэм, что я отпущу вас одних по этой узкой лестнице, и притом после того, как ваша дочь только что плохо себя почувствовала?

Миссис Кейн нахмурила брови.

— Мисс Эмма мне не дочь, — сказала она холодно. — И женщинам из порядочного дома не подобает соглашаться на то, чтобы их провожал незнакомый человек.

Он очень серьезно поклонился ей, но Эмма видела, что глаза его смеялись.

— Вы правы, мэм, не доверяя незнакомым людям. Лондон — скверное место. И все-таки я надеюсь, что для меня будет сделано исключение. Мое имя — Чарльз Овертон, из Докторс Коммонс[6].

Миссис Кейн слегка кивнула.

— И все же…

— Это еще не дает мне основания преклоняться перед самой прекрасной девушкой Лондона? Этого и не будет, мэм. Мисс Эмма интересует меня по совсем другой причине, Я наблюдал ее в течение всего вечера и сравнивал — знаете, с кем, мисс Эмма?

Он повернулся к ней и предложил ей руку спокойно и уверенно, с видом, не допускающим возражений. И спускаясь с ней вслед за миссис Кейн по узкой полутемной лестнице, он продолжал, не ожидая ее ответа:

— Я сравнивал вас с Джульеттой. То есть с той Джульеттой, которую играет миссис Сиддонс. И я сделал удивительные наблюдения. Миссис Сиддонс — несравненная леди Макбет, великолепная королева в «Гамлете», но в роли Джульетты она нехороша. Ее величественной фигуре недостает легкой, воздушной грации, ее голосу — мягкости, всему ее облику — девичьей мечтательности. Никогда мне не было это так ясно, как сегодня, когда я внезапно увидал перед собой истинную Джульетту.

Их глаза встретились, и он украдкой пожал ее пальцы, лежавшие на его руке. Она не противилась. Ее покорил его властный, небрежный, уверенный тон, благородная красота его высокой фигуры. Он весь был окутан покровом неизвестности, таинственности, и это сразу пленило ее. А его яркие губы, за которыми виднелся блестящий белый ряд зубов! Но почему все это казалось ей таким знакомым — настолько, что она не могла отвести от него глаз?

Он незаметно немного отстал, как бы не желая, чтобы миссис Кейн слышала его.

— Джульетта сидела почти рядом со мной, но меня не замечала. Она видела лишь то, что происходит на сцене. Она была так увлечена игрой, что ее губы невольно повторяли все слова, доносившиеся до ее ушей. Все чувства отражались на ее лице, движения рук были необыкновенно выразительны; такого мне еще никогда не доводилось видеть. А когда она умирала — величайший скульптор Греции не смог бы изобразить смерть прекраснее и возвышеннее. Вы знаете, кто моя Джульетта?

Он наклонился к ней так, что его теплое дыхание коснулось ее лба. Ей казалось, что по ее членам разливается жидкий огонь. Она невольно закрыла глаза и внезапно почувствовала прикосновение его губ к своим.

В вестибюле театра они вновь встретились с миссис Кейн, которая послала слугу за экипажем. Мистер Овертон непринужденно обратился к ней:

— Я только что говорил мисс Эмме, что она непременно должна стать актрисой. Ей обеспечено великое будущее.

Миссис Кейн пожала плечами.

— Что вы называете великим будущим, мистер Овертон? — спросила она с непривычной резкостью. — Вы считаете желанным будущее, которого можно достичь с помощью нескромности и безнравственности? И даже если мисс Эмма станет прославленной артисткой, что сулит ей жизнь? Ее успеху аплодируют, бросают ей цветы и покупают в лавках ее портреты. Но настает день, когда она видит, что все пусто и ничтожно, что искусство и счастье — вещи разные. Когда в ней просыпается женщина и понимает, что ей необходимо нечто иное, лучшее. Но — уже слишком поздно.

Он спокойно выслушал ее, с чуть насмешливой улыбкой, что придало его губам новую прелесть.