Легенда советской разведки - Н Кузнецов - Гладков Теодор Кириллович
Этот эпизод оказался не единственным - в Кузнецова во время его поездок по округе еще дважды стреляли. Тогда же ему довелось проявить свое мужество не только под пулями: как-то вынес из пылающего барака женщину, на которой уже горело платье...
Есть основания предполагать, что именно тогда незаурядные способности и личные качества Николая Кузнецова привлекли к нему внимание органов государственной безопасности.
Жил Кузнецов в Кудымкаре более чем скромно. Собственного жилья у него не имелось, и за четыре года он четырежды менял квартиру. Снимать частным образом комнату стоило изрядно, даже при тогдашней дешевизне, то, что оставалось от зарплаты, уходило на питание. Продовольствие дорожало, после коллективизации в Кудымкаре, как и во всей стране, стало ощутимо голодно.
Чтобы прокормиться, Николай вынужден всерьез, а не только для развлечения и отдыха, заниматься охотой, отстреливать не только зайцев, но и голубей, собирать грибы, ягоды, орехи, съедобные травы.
Характерное для тех лет происшествие: отлучилась на несколько дней семья друзей. В их отсутствие квартиру обокрали. Из вещей почти ничего не взяли, но унесли... мешок с мукой, запас на несколько месяцев. Семья с малым ребенком оказалась в отчаянном положении. Николай пошел по кругу общих знакомых, из скудных пайков люди собрали пострадавшим муки, сколько могли, чтобы дотянули те до следующей выдачи.
Несмотря на все трудности тогдашнего убогого быта, Николай жил в Кудымкаре жизнью достаточно насыщенной, интересной. Кроме уже названных друзей, у него появился очень примечательный новый знакомый - преподаватель педагогического техникума Николай Михайлович Вилесов, хорошо владевший восемью языками! Вилесов учил Николая говорить на коми-пермяцком, помогал совершенствоваться и в немецком. Он же давал Николаю книги из своей хорошо подобранной домашней библиотеки.
Краеведы установили любимые места Кузнецова в Кудымкаре: Красная горка, парк культуры и отдыха, окружной краеведческий музей. Сотрудникам музея он помогал собирать коллекцию. В частности, подарил гербарий, собранный еще в годы учения в Талицком техникуме. Когда был создан Коми-пермяцкий драматический театр, Николай стал ходить на его спектакли, не пропускал и новые фильмы в кинотеатре "Пролетарий".
Все шло хорошо, но вдруг...
4 июня 1932 года в доме Игнатьева А.В. по улице Ленина, 8, где Кузнецов снимал комнату, был произведен обыск, а сам он арестован. Некоторое время его содержали под стражей, а затем освободили под подписку о невыезде до суда. Что же произошло?
Непосредственный начальник Кузнецова и еще несколько сослуживцев составляли подложные ведомости, присваивали незаработанные деньги и продукты. Николай, заметив неладное, решил объясниться с начальником. Тот на него сначала наорал, потом попытался подкупить.
Возмущенный Кузнецов, поняв, что явно совершается уголовное преступление, обратился в милицию. Местные следственные органы, не сразу разобрав, что к чему, поначалу арестовали всех работников лесоустроительной партии, в том числе и Николая.
Суд состоялся 17 ноября 1932 года. Руководитель лесоустроительной партии был осужден к 8 годам, еще трое подсудимых - к 4 годам лишения свободы. Поскольку с тех пор прошло много десятилетий и эти люди давно умерли, вряд ли уместно сегодня называть их фамилии. Нам важно знать одно: Николай Кузнецов ни к каким хищениям причастен не был. Но все же суд признал его виновным в халатности, за что наказал, но не лишением свободы, а годом исправительных работ по месту службы.
Уже после войны Верховный суд РСФСР, пересмотрев дело, этот приговор отменил.
В 1933 году Кузнецова постигло тяжелое горе - 21 марта после недолгой болезни умерла мать - Анна Петровна. Николай даже не смог поспеть на похороны.
В конце 1933 года лесоустроительная партия была ликвидирована, и в последующие почти полтора года Николаю пришлось сменить несколько мест работы: в производственном отделе леспромхоза, в Коми-Пермяцком Многопромсоюзе, в Кудымкарском промкоопхозе. Наконец, последняя работа в этом городе: с января по 2 июня 1934 года Кузнецов счетовод в кудымкарской кустарной артели "Красный молот". Истек год, который по приговору суда Кузнецов обязан был отработать в Кудымкаре, и для себя он твердо решил, что дальше здесь не останется.
Куда податься? Разумеется, в Свердловск, где уже обосновались Лидия и Виктор...
Глава 4
Итак, простившись с друзьями, Николай перебирается в столицу Урала. Уже с 1 июля 1934 года он статистик в тресте Свердлес, затем чертежник в Верх-Исетском заводе. Наконец, 15 мая 1935 года Николай Кузнецов поступает работать на знаменитый "Завод заводов" - Уралмаш, сердце индустриального Свердловска - до 28 января 1936 года он здесь расцеховщик бюро технического контроля конструкторского отдела.
В служебные обязанности Николая в БТК входит обеспечение чертежами всех цехов и отделов завода-гиганта. Дело вроде бы нехитрое для грамотного парня, но требующее внимательности и аккуратности.
Уралмаш стал для Кузнецова не только важной производственной, но и жизненной школой. До сих пор он жил в маленьких городках, работал в учреждениях, где сотрудников - раз, два и обчелся.
Теперь он жил в крупнейшем тогда городе Урала и Сибири, работал на заводе с многотысячным трудовым коллективом. Совсем иная обстановка, среда, атмосфера. Следовательно, нужны иные формы общения с людьми, иной стиль поведения. И все это "иное" жадно впитывает в себя вчерашний кудымкарский служащий.
На Уралмаше Кузнецов получил практически неограниченную возможность совершенствоваться в немецком языке.
В те годы здесь, как и на других предприятиях, еще работало много иностранных инженеров и мастеров, особенно из Германии, так как своих, отечественных, специалистов у нас не хватало.
Это были разные люди. Некоторые из них приехали в СССР только для того, чтобы заработать побольше денег (платили им в твердой валюте, прикрепляли к особым продовольственным распределителям и столовым, селили в относительно благоустроенных по тем временам и представлениям домах). Другие искренне стремились помочь тому государству, что они полагали "республикой труда", своими знаниями в строительстве и освоении индустриальных гигантов. Наконец, были и такие, как шеф-монтер фирмы "Борзиг", демонстративно носивший на пальце массивный серебряный перстень с черненой свастикой на печатке.
Обаятельный и общительный, умевший легко сходиться с разными по социальному и должностному положению, уровню образования, возрасту людьми, Кузнецов вскоре завел знакомство с несколькими такими специалистами. Он встречался с ними и на работе, и в свободной обстановке во внеслужебное время. Беседовал по-немецки на разные темы, одалживал книги и грампластинки.
Инженеры, с которыми он общался, были родом из разных земель Германии, благодаря этому Николай стал теперь практиковаться не в немецком языке "вообще", так называемом "хохдойч", но изучать многие его диалекты и наречия. Это чрезвычайно помогало ему впоследствии, когда, вращаясь повседневно в среде немецких офицеров и чиновников оккупационных властей, он, в зависимости от обстоятельств, выдавал себя за уроженца той или иной местности Германии. Недаром гаулейтер Восточной Пруссии1 Эрих Кох после получасовой беседы с Николаем Ивановичем не только ничего не заподозрил, но без тени сомнения признал в обер-лейтенанте Зиберте своего земляка.
Бывший инженер Уралмаша Н.И. Баранов вспоминал:
"Летом 1935 года Николай Иванович некоторое время жил у меня на квартире по улице Стахановцев, 10. Я удивлялся той настойчивости, с которой он отрабатывал разговорную речь на немецком языке. Встану утром рано, часов в пять, а его уже нет. Значит, сидит у дома в скверике и штудирует словарь... Когда я задал вопрос, зачем он столь глубоко изучает иностранный язык, для чего это ему нужно, он ответил: "Для современного культурного человека недостаточно знать только свою родную речь, только нравы и обычаи своего народа. Знать два языка - прожить две жизни".