Ральф Дутли - Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография

Прощание с Воронежем. Осип и Надежда Мандельштамы (слева); Наталья Штемпель (вверху справа), М. В. Ярцева, приятельница Н. Штемпель (внизу справа)

В конце мая 1937 года Наташа должна была выйти замуж за Бориса Молчанова; в связи с этим событием Мандельштам преподнес ей, наряду с шутливыми стишками, «свадебный подарок» в стихах. Но даже в это светлое и радостное стихотворение вкралась строфа, в которой звучит мотив смерти: «И к губам такие липнут / Клятвы, что, по чести, / В конском топоте погибнуть / Мчатся очи вместе» (III, 136). Наташе посвящено также своеобразное любовное стихотворение, которое Мандельштам считал лучшим из всего, что когда-либо написал. В этом стихотворении («К пустой земле невольно припадая…»), датированном 4 мая 1937 года, утверждается цикличность жизни и смерти, умирания и возрождения: «И это будет вечно начинаться» (III, 138). Даже Наташин физический недостаток — в результате перенесенного в юности костного туберкулеза она слегка прихрамывала — наделяется мистическим смыслом: недостаток ее «одушевляет». Стихотворение «К пустой земле…» — гимн всем женщинам, призванным сопровождать и хранить:

Есть женщины сырой земле родные,И каждый шаг их — гулкое рыданье,Сопровождать воскресших и впервыеПриветствовать умерших — их призванье.И ласки требовать от них преступно,И расставаться с ними непосильно.Сегодня — ангел, завтра — червь могильный,А послезавтра — только очертанье.Что было — поступь, — станет недоступно…Цветы бессмертны, небо целокупно,И все, что будет, — только обещанье (III, 138).

В ту последнюю воронежскую весну Мандельштам, вероятно, был немного влюблен в Наташу — ведь она оказалась, наряду с Надеждой, его единственной слушательницей. Однажды он якобы признался ей в своей любви. Это признание соединялось в нем с мечтами о бегстве и робкой надеждой на радикальную перемену жизни: «Мы с вами будем жить, где вы захотите, хотите в Москве, хотите — на Юге…» Однако Наташа заплакала и сказала: «Как жалко, что все было так хорошо и теперь все рухнуло…» Мандельштам стал ее успокаивать и пообещал, что все будет по-прежнему. В Наташином восприятии Осип и Надежда были неразделимы[380].

Сохранилось еще одно доказательство Наташиной преданности Мандельштамам как супружеской чете. В июле 1942 года, во время эвакуации из пылающего Воронежа, в который вот-вот должны были войти немцы, Наташа взяла с собой вверенные ей стихи Мандельштама и его письма к жене. Письма же Мандельштама к ней самой Наташа оставила в развалинах дома.

Отстранив от себя Мандельштама, Наташа Штемпель уберегла его от большой глупости: ведь своим поступком он сталкивал друг с другом — да и с самим собой — обеих женщин, которым предстояло в будущем сыграть решающую роль в сохранении его творческого наследия. Возможно, он это предчувствовал. Во всяком случае, он никогда не возобновлял такого рода попыток. Не случайно стихотворение, обращенное к Наташе Штемпель, завершалось строкой: «И все, что будет, — только обещанье».

15 мая 1937 года закончился срок его ссылки. Переписав в три голубых блокнота все воронежские стихи (1935–1937) и неопубликованные московские (1930–1934), они сделали на них надпись «Наташина книга» и подарили ей на прощанье эту «книгу». Стихи переписывала Надежда Яковлевна, Мандельштам же собственноручно поставил под каждым стихотворением дату и букву «В» (Воронеж). Наташа Штемпель спасла эти блокноты во время войны — она сохранила их, а после войны вернула Надежде Яковлевне. «Наташина книга» станет одним из основных источников мандельштамовских текстов. Мандельштамы удачно выбрали себе приятельницу. Поэт хотел, чтобы Наташа — после его смерти — передала в Пушкинский Дом любовное стихотворение от 4 мая 1937 года (как завещание русской литературе). Он также хотел, чтобы она уничтожила оду Сталину. Наташа Штемпель не выполнила ни того, ни другого его пожелания. Она приняла иное решение и после войны возвратила оба текста Надежде Яковлевне. И это было верное решение — в пользу Мандельштама.

«И все, что будет, — только обещанье»

Автограф стихотворения «К пустой земле невольно припадая…» (1937). Из «Наташиной книги», которую Мандельштамы в мае 1937 года, покидая Воронеж, подарили Наталье Штемпель

Супруги покинули Воронеж 16 мая 1937 года. Несмотря на все перенесенные ими лишения и страхи, пребывание в этом городе означало для них отсрочку, нежданное продление срока жизни, «вторую жизнь» (слова Мандельштама). Кроме того, здесь появилось на свет более ста значительных стихотворений. Кто мог тогда знать, что именно благодаря этому обстоятельству Воронеж займет свое место на карте мировой поэзии? «…Воронеж был чудом, — напишет Надежда Мандельштам в своих воспоминаниях, — и чудо нас туда привело»[381].

23

Сошествие в ад Гулага

(Савелово/Калинин 1937 — Саматиха/Владивосток 1938)

17 мая 1937 года: возвращение в Москву. Чарли Чаплин в год Большого Террора. 25 июня: высылка из столицы. Семьдесят запретных городов, стокилометровая зона. Тайные поездки из Савелова в Москву. Убежище в квартире Шкловских. Последние стихи. Лиля Попова, «сталинистка сентиментального типа». Ноябрь 1937 года: переезд в Калинин «Апокалиптические времена», террор. Путевка в дом отдыха «Саматиха», ловушка. Март 1938 года: третий показательный процесс в Москве. Расстрел Бухарина. 16 марта 1938 года: письмо-донос Ставского председателю НКВД Ежову. Оперативное расследование. 2 мая 1938 года: арест в Саматихе. «Внутренняя тюрьма» Лубянки. Обвинение в антисоветской агитации и пропаганде. Постановление от 2 августа 1938 года: пять лет исправительно-трудовых лагерей. Перевод в Бутырскую тюрьму. 8 сентября: этап № 1152. 12 октября: прибытие в пересыльный лагерь «Вторая Речка» под Владивостоком. Рабы для рудников «Дальстроя» на Колыме. «Отсев»: письмо из лагеря от 2–3 ноября. Свидетельства вернувшихся из Гулага, слухи и легенды. Голод, истощение, паранойя. Рассказ Юрия Моисеенко. Нашествие вшей. Декабрь: эпидемия сыпною тифа. Мероприятия по ликвидации вшей. 27 декабря 1938 года: смерть перед жарокамерой. Захоронение в обшей могиле.

17 мая 1937 года Мандельштамы вернулись в свою московскую квартиру в Нащокинском переулке. В одной комнате жила Вера Хазина, мать Надежды Яковлевны. В другой за время отсутствия Мандельштамов обосновался — при личной поддержке генерального секретаря ССП Ставского — некто Костарев, ярый доносчик. Впрочем, стоило Мандельштамам вернуться, как он бесследно исчез. Они восприняли это как добрый знак и некоторое время тешили себя иллюзией, что теперь их оставят в покое.