Нестор Котляревский - Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения
32
Лермонтов собирался даже написать целую поэму из древнехристианской жизни, как это видно по отрывку: «Это случилось в последние годы могучего Рима», 1841.
33
Любопытно, что Пушкин не отмечен.
34
В повести есть ценные строки, в которых нетрудно узнать страничку из автобиографии.
«[Саша] разлюбил игрушки и начал мечтать. Шести лет уже он заглядывался на закат, усеянный румяными облаками, и непонятно-сладостное чувство уже волновало его душу, когда полный месяц светил в окно на его детскую кроватку. Ему хотелось, чтоб кто-нибудь его приласкал, поцеловал, приголубил, но у старой няньки руки были такие жесткие! Отец им вовсе не занимался, хозяйничал и ездил на охоту. Саша был преизбалованный, пресвоевольный ребенок. Он семи лет умел уже прикрикнуть на непослушного лакея. Приняв гордый вид, он умел с презреньем улыбнуться на низкую лесть толстой ключницы. Между тем природная всем склонность к разрушению развивалась в нем необыкновенно. В саду он то и дело ломал кусты и срывал лучшие цветы, усыпая ими дорожки. Он с истинным удовольствием давил несчастную муху и радовался, когда брошенный им камень сбивал с ног бедную курицу. Бог знает, какое направление принял бы его характер, если б не пришла на помощь корь, болезнь опасная в его возрасте. Его спасли от смерти, но тяжелый недуг оставил его в совершенном расслаблении: он не мог ходить, не мог приподнять ложки… Болезнь эта имела важные следствия и странное влияние на ум и характер Саши: он выучился думать. Лишенный возможности развлекаться обыкновенными забавами детей, он начал искать их в самом себе. Воображение стало для него новой игрушкой. Недаром учат детей, что с огнем играть не должно. Но увы! Никто и не подозревал в Саше этого скрытого огня, а между тем он обхватил все существо бедного ребенка. В продолжение мучительных бессонниц, задыхаясь между горячих подушек, он уже привыкал побеждать страданья тела, увлекаясь грезами души. Он воображал себя волжским разбойником среди синих и студеных волн, в тени дремучих лесов, в шуме битв, в ночных наездах, при звуке песен, под свистом волжской бури. Вероятно, что раннее развитие умственных способностей немало помешало его выздоровлению».
35
«До двенадцатилетнего возраста Печорин жил в Москве. С детских лет он таскался из одного пансиона в другой и, наконец, увенчал свои странствования вступлением в университет, согласно воле своей премудрой маменьки. Он получил такую охоту к перемене мест, что если бы жил в Германии, то сделался бы странствующим студентом. Но скажите, ради Бога, какая есть возможность в России сделаться бродягой повелителю трех тысяч душ и племяннику двадцати тысяч московских тетушек. Итак, все его путешествия ограничивались поездками с толпою таких же негодяев, как он, в Петровский, в Сокольники и Марьину рощу. Можете вообразить, что они не брали с собою тетрадей и книг – чтоб не казаться педантами. Приятели Печорина, которых число было впрочем не очень велико, были всё молодые люди, которые встречались с ним в обществе, ибо и в то время студенты были почти единственными кавалерами московских красавиц, вздыхавших невольно по эполетам и аксельбантам, не догадываясь, что в наш век эти блестящие вывески утратили свое прежнее значение.
Печорин с товарищами являлся также на всех гуляньях. Держась под руки, они прохаживались между вереницами карет к великому соблазну квартальных. Встретив одного из этих молодых людей, можно было, закрывши глаза, держать пари, что сейчас явятся и остальные. В Москве, где прозвания еще в моде, прозвали их la bande joyeuse».
Много личных воспоминаний об одном из ранних увлечений кроется и на тех страницах повести, на которых рассказана история жестокосердного кокетства Печорина с Лизой Негуровой.
36
Критика нападала на автора за то, что он вплел в рассказ эту скучную Веру. Но фигура эта нужна для контраста и для оттенения целого строя чувств в душе героя.
37
В первоначальном варианте рукописи за этой картиной следует, однако, очень жесткое рассуждение по ее поводу.
38
Где ж вы, громы-истребители,Что ж вы кроетесь во мгле,Между тем как притеснителиВластелины на земле!Люди, люди развращенные —То рабы, то палачи —Бросьте, злобой изощренныеВаши копья и мечи!Не тревожьте сталь холодную —Лютой ярости кумир!Вашу внутренность голоднуюНе насытить целый мир!Ваши зубы кровожадныеБлещут лезвием косы —Так грызитесь, плотоядные,До последнего, как псы!..
39
Кроме этих двух философских поэм Губером была написана еще поэма «Прометей» – очень характерная как попытка примешать к концепции Прометея Гёте байронический мотив.
40
Но, оплакивая мирного и веселого друга, Ростопчина понимала ясно, какой утратой для родины была смерть Лермонтова. Она писала:
Да! он погиб, – поэт – надежа нашЕдиный луч на небосклоне русском,Единая отрадная заряМеж редкими, закатными звездами, —Меж тех светил, что на конце путиСияют нам в просонье, утомленном,Едва горя и скупо грея насПоэзии огнем животворящим…Да! Он погиб… И кто нам заменит,Кто нам отдаст его из современных,Из сверстников?.. В чьих песнях мы найдемОтваги жар, и мысли сильной блеск,И вопль болезненный, звучащий глухоПод праздничным, восторженным напевом,Как тайный стон измученного сердца.Как вечная, невольная молитва?..
[ «Пустой альбом», 1841]41
Розен А. – Полное собрание стихотворений А. И. Одоевского. СПб., 1883, с. 9, 10.
42
Государственный Архив. I. B., № 347. Дополнительные сведения об Одоевском имеются в нижеследующих делах этого Архива №№ 62, 113, 192, 208, 217, 222 и 229.
43
Письмо к тетке 1836 г., из Иркутска. – Русский архив. 1885. I, с. 130.
44
Из неизданных писем к В. Ф. Одоевскому, хранящихся в Импер. Публичной Библиотеке.
45
Из переписки В. Ф. Одоевского. 1821, 2/X. 1823, 23/XII. – Русская старина. 1904. Февраль, с. 372, 377.
46
1821 г. 10 октября – юнкер. 1822 г. 1 мая – эстандарт-юнкер. 1823 г. 23 февраля – корнет.
47
В корнеты он был произведен 23 февраля 1823 г.
48
Из неизданного письма 1822, 3/VI из Великих Лук (Импер. Публичная Библиотека).
49
Из неизданного письма к В. Ф. Одоевскому 1821, 24/VIII (Импер. Публичная Библиотека).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
