Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны

- Ау-у! Не надорвитесь! Корзинища-то с боровичками тяжеленная...

- Вот, - показывает она букетик, - иван-да-марья повенчанные, а у вас что?

- Разрыв-трава одна...

- Клад найдете скоро. Фу-у... Жарко. Посидим? - показывает под куст чере­мухи и расстегивает гимнастерку. - Хорошо здесь, ни комаров, ни мошкара не ест тебя, как в наших кубанских плавнях. Чем не пляж зеленый? Может, позагораем? Давайте хапнем ультрафиолетовых лучей, за них платить не надо. Ну! - восклицает Дуся и сбрасывает гимнастерку, остается в кумачовом лифчике. Плечи белые, не тронутые загаром. Я тоже подстилаю себе под спину гимнастерку, ложусь лицом к небу, зажмуриваюсь. Едва ли не за всю войну выпал такой час. В зарослях чирикают птахи, возле уха залихватски рассыпается кузнечик, лучи просвечивают мою кровь - в закрытых глазах красная дымка. Внезапно краснота темнеет - ви­дать, солнце задернулось облачком. Открываю глаза - Дуся. Склонилась низко, в узких щелках глаз неуверенность и ожидание. Вдруг, прошептав что-то, быстро прижимается ко мне, целует и восклицает с обидой;

- Господи, да проснись же наконец! - И откидывается на спину.

Гм... Я, кажется, действительно "просыпаюсь"... Меня охватывает волнение. Поворачиваюсь к Дусе, обнимаю ее пышное ожидающее тело и... замираю. Я еще никого не вижу, не слышу, но подсознательно ощущаю: на поляне есть кто-то еще. Смутная тревога побуждает меня быстро оглянуться. И что же? Над нами стоит старый старичок ростом с кувшин, борода с аршин. В руке клюка. Щурится одобрительно; кряхтя, шепелявит:

- Бог в помош-ш, шынок...

Меня будто катапультой отстреливает от Дуси, вскакиваю на ноги. Вспыхнувшая Дуся мигом прикрывается гимнастеркой, я, прокашлявшись натужно, отвечаю с поклоном:

- Спасибо, дедко, на добром слове,

- На ждоровье, унучек...

И шаркает дальше, опираясь на свою кочергу.

- Тьфу, старый мухомор! Черт его носит, не сидится ему на печи! - взрывается Дуся от злости. Она готова растерзать доброжелательного дедка. Я давлюсь смехом и, чтоб не показать, долго натягиваю гимнастерку. Одевшись, киваю: пошли! Дуся вздыхает:

- Когда же все это кончится...

Что она имеет в виду, не спрашиваю. Идем обратно к озеру. Дуся ломает ветки, швыряет себе под ноги и с яростью топчет. Очевидно, это месть деду, помешавшему ей "собирать грибы", месть своему постылому добряку командиру и всей войне в целом, лишающим ее простейших бабьих радостей. Но разве порчей леса создашь хорошее настроение? С таким же успехом можно веником разгонять тучи над аэродромом...

А вот на следующий день Дуся отличилась на всю дивизию: сбила "Мессершмитт-109". Случилось это не в затяжном воздушном бою, а, как часто случается, внезапно, в считанные секунды. Вахтанг со своим ведомым возвращались на бреющем. Чтоб заметить с большой высоты зеленый "ил" да еще на зеленой болотистой пойме речки Бебжи, надо обладать черт знает каким острым зрением. У противника хватило, и он хитро спикировал со стороны солнца. Но Дуся не зря похвалялась своими собранностью и зоркостью, вовремя усекла его. Командовать Вахтангу, куда и насколько довернуть для удобства прицеливания, не стала, только крикнула, что их атакуют. Не очень-то надеясь на Дусю, Вахтанг скользнул на всякий случай влево. Немец развил огромную скорость, но маневр заметил. Мгновенно выпустив шасси, а следом - посадочные щитки, создал приличное торможение и стал ловить цель в перекрестие. Но Дуся сама поймала его и пропорола с близкой дистанции очередью крупнокалиберного.

- Даже не взорвался, булькнул в болотище и лишь пар пустил, - рассказывала она, разочарованная неэффектной кончиной врага.

На КП вывесили "Боевой листок". В полстраницы бронзовым порошком нарисована монета, а вверху к ней приклеена вырезанная из фотокарточки Дусина голова. Под рисунком надпись: "Мал золотник, да дорог... Поздравляем!"

Вахтанга теперь за уши не оттащишь от стенной прессы, хватает каждого за рукав, тычет пальцем в рисунок, запальчиво поясняет, мешая русское с грузинским:

- Ме мегона, Дуська цуди каци хар, а Дуська, видите? Во внахе? (Я думал, Дуська плохая, а Дуська видите? Во, видите? (груз.))

Вечером по случаю первой победы Дусю чествовали коллеги-стрелки, озорства ради заставили выпить двойную фронтовую порцию. Девушка враз захмелела и долго сидела за столом болтала, но, когда, поужинав, мы направились к двери, быстро поднялась и загородила выход.

"Хмельная женщина требует галантного обращения", - вспомнилось чье-то наставление, и я протянул ей руку:

- Поздравляю! Пусть каждый патрон УБТ отправляет в болото фашистов, тогда болото быстро испарится и дорога станет твердой до самого Берлина.

Дуся усмехнулась, встала на цыпочки, шепнула на ухо:

- Был бы вчера УБТ на поляне, я б того хрена старого на месте истребила! - Засмеялась и, щурясь по привычке, спросила с вызовом: - Теперь-то возьмете меня к себе? - и, не дожидаясь ответа, резко повернулась, ушла усталой походкой.

Утром разведка боем. Передний край противника по западному берегу Нарева, мне надлежит выявлять и фотографировать артиллерийские позиции. Вылетаю первым. На КП подковыривают:

- Туда, по агентурным данным, прибыли зенитчицыфрейлейн из фольксштурма, смотри, эстет, не втрескайся с высоты в белокурую бестию...

Я вяло отругиваюсь, улетаю. Задание меня не тревожит, такая война - семечки: сбросил бомбы, вызвал на себя больше стрельбы, сфотографировал расположение артустановок, спикировал разок-другой для профилактики на зенитки, пустил по ним несколько очереденок, они - по тебе, занес их местонахождение на крупномасштабную карту - и привет фрейлейн. Просто и неубыточно. Здесь не Сталинград, не Голубая линия, не Керчь, и вообще немец здесь не тот уже...

В столь оптимистическом ключе ставил я ближайшие задачи летчикам нового пополнения. А что получилось на деле? Ни наши глаза, ни фотообъективы не засекли ничего ровным счетом. Кажется, на том берегу реки вообще никого и ничего нет. И полевые и зенитные орудия точно провалились - ни гугу! Молчат, хоть ты их кулаком молоти! Видать, фрейлейн не такие дурочки, не очень спешат оголяться до времени. Небось замаскировались и зыркают в прицелы на наши маневры-выкрутасы, насмехаются: мол, "у-у, рус думмкопф, варум зи гир баумельн? Хабен зих ферлауфен? Туалет ауф дер апдере зайте, хаха! Вир верден ауф рихтиг рус армада вартен. Си синд бегегнен махен!.." (У-у, русские дураки, зачем болтаются? Заблудились? Туалет на той стороне, ха-ха! Мы подождем настоящую русскую армаду. Их встретим!.. (нем.))

Вернувшись несолоно хлебавши, докладываю Хашину: надо как-то разворотить кодло, принудить фрейлейн обнажиться.