Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны

- Не переживай, - говорю, - двадцать седьмой живуч, как кот, отремонтируют. Он еще не раз задаст нам перцу!

- Как не переживать, дорогой? Такое чепе! Первое взыскание в летной книжке, первая поломка самолета...

- В жизни всегда бывает что-то первым, - изрекаю в утешение мнимую мудрость.

Летим в Белоруссию. Наши бомбовые отсеки забиты кладью, в кабинах стрелков по два-три человека из наземного состава. С кем летит Дуся, не интересуюсь, Вахтанг же... Все удивлены и даже уязвлены: за какие заслуги выпала ему такая честь? Хашин, лидер, ведущий за собой полк на "спарке", взял его к себе во вторую кабину. Первая посадка в Запорожье, заправляемся и - на Харьков. Высота - тысяча метров, видимость нормальная. Недавно прошел дождь, земля чистая, зеленая. Сверху не видно, что селения, превращенные прошлым летом в труху, заросли крапивой да чертополохом. Заросли и рельсы, скрученные в спирали, завязанные в узлы взрывами снарядов и бомб, ржавеют по обочинам действующей железки-времянки - там, где были рубежи Курской дуги.

Летим, слава богу, без приключений. Дистанция меж эскадрильями установлена таким образом, чтоб над аэродромом прилета не получилась каша. Спешить нельзя, нельзя и отставать. Курс - ноль градусов, справа в дымке утопает Белгород, обрывком никелированной проволоки поблескивает Ворскла... Внезапно слышу по радио голос Вахтанга:

- Товарищ командир, в кабине пахнет, а? Нехорошо пахнет, а?

- Почему болтаете на всю вселенную? Выключьте передатчик!

- Извиняюсь, забыл...

Дальнейшее становится известно после приземления.

У Хашина в передней кабине на лобовом стекле появились коричневые крапины. "Разбрасывает масло из патрубков?" Да, однако давление в норме. Правда, температура немного поднялась, но ничего, лететь можно. Можно, когда ты один, а ежели за тобой следует полк? Тут надо думать. Прошло еще минут пять, и Хашин сообщил Вахтангу:

- У меня бронестекло забросало маслом, открываю фонарь.

- Хорошо, товарищ командир.

- Ничего хорошего, очки тоже залеплляет, плохо вижу. Выбирай площадку, пойдем на вынужденную. Передаю полк Щиробатю.

- Зачем Щиробатю, товарищ командир? У меня все чисто, хорошо видно. Я всю дорогу протираю стекло носовым платком. Пожалуйста, не садитесь на вынужденную, доведем полк, честное слово! Нет-нет, не на "Рыбачку Соньку"...

Короткое молчание и приказ;

- Определитесь.

- Пожалуйста! Под нами Ивня, Через четыре минуты справа будет Обоянь, через девять - Медвянка. Мы уклонились на ост три градуса.

Так и нужно, аэродром восточнее Курска, возле железной дороги.

- Не беспокойся, дорогой, я все сделаю.

- Я вам не дорогой!

- Вай, оговорился! Извиняюсь, товарищ командир.

...Нас, конечно, немало озадачило, когда на подходе к Курску вместо голоса Хашина послышались гортанные возгласы Вахтанга, запрашивавшего аэродром посадки. Что бы это означало?

- Командир скоропостижно подхватил ангину и лишился голоса, - высказал я догадку. Щиробать сделал через форточку знак, мол, не трепись по радио, все слышат.

В Курске разговоры, галдеж, судачат, балагурят, Вахтанга затормошили, нахваливают, но больше с подковыркой, мол, посадил полк любо-дорого, не хуже заправского комэска.

- Да ему Хашин суфлировал, - находится тут же неверующий Фома - таких везде - пруд пруди. А я искренне рад за Вахтанга, молодец!

...2-й Белорусский стремительно наступает, освобожден Могилев, Минск, Новогрудок. Мы вторично перемахнули Неман, делающий в том месте дугу, и приземлились на окраине городка Скидель. Дальше речка Нарев, болота, новые фашистские укрепления. По западной стороне аэродрома - лес, по лесу временами бродят недобитые завоеватели, туда в одиночку без оружия не суйся. Наши самолеты стоят у селения хвостами к домам, так надежнее, меньше шансов, что подорвут или сожгут.

На фронте происходит передислокация, а мы ведем интенсивную разведку в интересах наземных частей. Летаем не каждый день, мне сегодня выпала передышка, можно удрать на озеро - их здесь тьма! - поплавать в теплой, пахнущей торфом воде, поймать десяток плотвичек и - эх! - как бывало в далекие времена, сварганить на берегу под ивой котелок ушицы. До чего ж мало нужно человеку для разрядки! Спрашиваю своего нового стрелка Петра Гурина:

- Хлеб, соль, ложки взял?

- Ага...

- А тебе известно, что сухая ложка рот дерет?

Петр - парень волжский, сообразительный. В моем чемоданишке ориентируется гораздо лучше меня, но сейчас мнется, скребет затылок.

- Завтра баня, старшой, а у нас с тобой на двоих одни подштанники.

- На вот деньги...

- Не берут деньги ни в какую, барахла им подавай. Такса известная: за подштанники - бутылка, за рубашку - полторы...

- Ладно, отдавай последние, пропади они пропадом! Не зима на дворе, в трусах будем перебиваться.

- Есть перебиваться!

Возвращается через полчаса. В одной руке - бутылка, в другой - прут орешника, удилище. Выходим из общежития, ныряем в высокие густые заросли конопли. От ее острого запаха скребет в горле. Выбираемся за селение и вдруг нос к носу встречаемся с Вахтангом и Дусей. Вахтанг окидывает хитрым взглядом наши снасти, подмигивает и запевает: "Возле Еревана есть озеро Севан, извини, что меньше, чем Тихий океан. Там. форели много, она в нем спит. Извини, что меньше, чем в океане кит..."

- Правда, вы за форелью? - загорается Дуся. - И я с вами.

Рыбалка с ее участием меня вовсе не прельщает.

- Форель - у грузинских царей, Дуся, а у нас тут лишь чухоня   квакающая...- пытаюсь отвадить ее.

- Не слушай их, Дуся, они не умеют ловить. Пойдем, я им покажу, - заявляет Вахтанг, пыжась. Я смотрю на Петра, тот - на меня. Ну, не двурогие ли? Мало того что увязались, так присвоили наши снасти и орут, как оглашенные. Да от таких рыбаков живность посуху удерет в Балтийское море без оглядки.

Все же попалось несколько очумелых то ли подыхающих от голода окунишек.

- Хватит! - возглашает Вахтанг. - Ахла внехе - (Сейчас увидите (груз.)) чудо грузинский кухни, называется цоцхали (рыба (груз.)).

Я вынимаю нож, хочу помочь чистить рыбешку, но он свирепо рычит:

- Кто здесь Рыбачка Сонька? Не подходи!

Дуся вдруг теряет интерес к чуду грузинской кухни, говорит мне:

- Пойдемте в ельник, там грибов - в глазах рябит. Насобираем.

- Еще не сезон, - отнекиваюсь.

- Здесь другой климат, пойдемте же!

Солнце крепко калит землю, а в ельнике сыро, неподвижный воздух попахивает прелью, лицо неприятно щекочет паутина. Шагаю по мягкой подстилке из опавших игл, смотрю под ноги, в глазах от изобилия грибов вовсе не рябит: летние - прошли, осенним - рано. Откуда-то потягивает запахом горицвета - должно быть, рядом полянка. Так и есть, сомлевшая трава пышет терпким ароматом увядания. Подковыриваю Дусю: