Русская Армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. Том 14 - Сергей Владимирович Волков
Противник не стрелял, и только его артиллерия стала усиливать огонь, и было заметно, как по окопам на флангах, на прорванном нами участке, зашевелились резервы красных. Чтобы избежать полного нашего уничтожения, пришлось быстро отступать, унося горечь незаслуженного поражения. Противник не воспользовался нашим положением, и подобно тому, как мы его не атаковали накануне кавалерией при его отходе за проволоку укреплений, так и он теперь дал нам возможность после трудностей ночного боя и потери более 300 человек отойти, разобраться и укрыться под защиту своих пулеметов.
Этот штурм каховских укреплений у села Любимовка выявил два больших недочета со стороны командования: 1) При отсутствии в предыдущих боях у противника кавалерии (было всего 400 шашек при 51-й советской стрелковой дивизии) наша кавалерия ни разу не была использована для организации боев на уничтожение живой силы противника, а подобных случаев для этого было не мало. В результате бывших до Любимовки больших боев противник убедился в нашей малочисленности, и если и отступал перед силой нашего огня и жертвенностью войск, то не пал духом, справедливо определяя свою силу в том, что его ни разу не истребили и дали ему возможность своими массами усилить гарнизон укреплений. 2) После того как мы только загоняли противника в его укрепления, а не истребляли в поле, какие данные могло иметь наше командование для атаки с налета? Оно не могло не знать наших физических и технических возможностей для атаки ночью и, несмотря на протесты двух командиров полков Корниловской ударной дивизии, подтвердило приказание, сопроводив его угрозой репрессий, а не смягчающим указанием на создавшееся положение.
В журнале боевых действий 2-го Корниловского ударного полка сохранилась копия моего рапорта начальнику нашей дивизии от 21 августа 1920 года.
«Командир 2-го Корниловского ударного полка.
21 августа 1920 г. Хутор Сподин.
Начальнику Корниловской ударной дивизии
РАПОРТ
В тяжелую пору жестоких боев с сибирскими стрелками, мадьярами и конницей красных, цеплявшимися при своем отступлении за каждый хутор и каждую складку местности, полк бил врага не зная страха, и лихие дела последних боев свидетели тому. Полк быстро таял, но упадка духа не было ни у гг. офицеров, ни у ударников. Из девятисот штыков и пулеметчиков за несколько дней боев осталось около двухсот пятидесяти штыков и ста двадцати пулеметчиков, и на это никто не обращал внимания – все лихо работали, и полк в бою 20 августа лихим ударом во фланг и тыл противника перед участком 6-й пехотной дивизии погнал его, хотевшего прорваться на Ново-Николаевку. За эти бои полк захватил около 20 пулеметов, 4 орудия и 7 зарядных ящиков. Сотни трупов противника устилали путь полка. В решительный же момент, когда остаткам бойцов, окрыленным неудержимым порывом покончить с наглым противником, нужно было оказать поддержку техническими средствами и хорошей разработкой плана окончательного удара, – этого не оказалось. Артиллерию оставили почти без снарядов, бронеавтомобили ломались на каждом шагу, а танки оставались во 2-м корпусе, который имел задание демонстрировать наступление. В довершение всего, эвакуация из дивизионного лазарета в тыл была на наших подводах, и отказ приемщикам дивизии дать подводы – лишили полк самого необходимого транспорта, почему при отходе после штурма укрепленной позиции у села Любимовка полк оставил противнику старейших бойцов, так как 2/3 было ранено или убито. О переутомлении непрерывными боями и колоссальными переходами никто и не заикался. При таком состоянии приходилось штурмовать Любимовку. Я, как солдат, хотя и не имею права критиковать действия начальника, но, как командир полка, считаю долгом просить Ваше Превосходительство для пользы дела довести это до сведения высшего командования и в подтверждение мое засвидетельствовать работу полка в период, мною описываемый.
Полковник Левитов».
Полковник Бояринцев, офицер 1-го Корниловского ударного полка, на мою просьбу осветить этот бой в 1963 году, в Париже, так отвечает:
«Атаку Любимовки я помню отлично, она была первым этапом для овладения Каховкой. Корпус генерала Витковского не сумел вовремя помешать образованию в Каховке угрожающего нам тет-де-пона, и его повторные атаки стоили нам дорого, особенно принимая во внимание двух- и трехнедельные бои, которые вела дивизия без перерыва до перехода на Каховское направление. Тактически было правильно брать Каховку после овладения Любимовкой. Но ошибкой была ставка на беспредельность героизма атакующих, вымотанных в предшествовавших боях и очень ослабленных потерями. Мы буквально спали на ходу и засыпали мертвым сном на привалах. Разбудить людей для дальнейшего движения стоило большого труда. Все чувства были так притуплены, что сравнительно равнодушно был принят приказ об атаке сначала Любимовки, а потом Каховки. Помню обстановку, когда Скоблин вызвал в голову походной колонны командный состав и прочел приказ генерала Врангеля: «Каховка должна быть взята хотя бы ценой Корниловской дивизии…» Уходили мы от Любимовки в отчаянном настроении. Но даже и оно не могло побороть желания спать… спать… спать. В себя пришли в Николаевке (под Мелитополем), но пополнение, пришедшее в дивизию, не было таким, чтобы возродить настоящее лицо корниловцев. Все эти «воспоминания» меня так взволновали, что я… кончаю письмо».
Помещаю сообщение о том, как переживал штаб нашей дивизии неудачу атаки на Любимовку.
Париж, 1 мая 1967 года. Вчера был первый день праздника Святой Пасхи, и, как обычно, корниловцы ходят друг к другу, чтобы поздравить с праздником, или собираются организованными группами на взаимные поздравления. Так, у меня в семье вчера была сестра милосердия 1-го Корниловского ударного полка Васса Яковлевна Гайдукова, приехавшая из старческого дома. Для нее полк – это ее семья, сама она была в его рядах четыре раза ранена, а две ее сестры пали смертью храбрых в его рядах. Прошло 50 лет с тех пор, как началась Гражданская война, а мы все вспоминаем ее победы и поражения. Вспомнила и сестра В.Я. Гайдукова про кошмар боя под Любимовкой около Каховки на Днепре, в Северной Таврии, 21 августа 1920 года по старому стилю, в день ее Ангела. Она перевязывала раненых около штаба нашей дивизии и видела, как помощник начальника дивизии генерал Пешня, в ужасе от результатов этого боя,
