Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова
Мое пребывание в течение этих четырех дней и четырех ночей в Мехико было невероятно интенсивным – я встретилась с послом России Эдуардом Малояном, и он рассказал, что Мигель Фернандес Феликс, воодушевленный огромным успехом выставки русского авангарда, мечтает о следующем русском проекте – выставке Василия Кандинского и что посольство готово его поддержать. Мы встретились с Мигелем, и он выразил готовность сотрудничать по проекту, который бы представил искусство великих мексиканцев в России, и был просто счастлив нашему взаимопониманию и взаимодействию. Выставку Кандинского в его музее в партнерстве с Третьяковской галереей мы сделали, и она стала самым успешным выставочным проектом за всю историю Паласио-де-Беллас-Артес, а в лице Мигеля Фернандеса мы обрели настоящего и верного друга, готового сотрудничать при любых обстоятельствах и при любом политическом или конъюнктурном раскладе.
При всем моем профессиональном интересе к искусству ХХ века я не могла пройти мимо древнего искусства Мексики. Посещение Национального антропологического музея стало не меньшим художественным открытием и не меньшим шоком, чем встреча с творчеством знаменитых мексиканских модернистов: искусство ацтеков и майя в российских собраниях почти не представлено, а посещая прежде великие музеи, посвященные истории мировых цивилизаций, я никак не доходила до галерей с древними мексиканскими артефактами. И, конечно же, будучи здесь, я очень хотела выехать за пределы Мехико и увидеть знаменитые пирамиды и развалины древних городов.
В Теотиуакан мы поехали на следующий день после посещения Паласио-де-Беллас-Артес. Меня предупредили, что обязательно нужно использовать солнцезащитный крем и взять с собой воду, поскольку, несмотря на ноябрь, будет жарко, да и быстро ходить тоже не рекомендовали, поскольку это место расположено достаточно высоко над уровнем моря. Подъем на пирамиду Солнца оставили на мое усмотрение.
Мы поехали ранним утром, но все равно солнце уже пекло, и я скоро поняла, что даже крем с SPF 70, заботливо купленный для меня накануне в аптеке, не сильно спасает. Воздух был раскален, и все, что разворачивалось перед моими глазами, казалось погруженным в марево и далеким от реальности. Это был другой мир и другая, совсем неизвестная культура, мощная, монументальная, со своими знаками и символами, ключа к расшифровке которых не сохранилось – когда туда пришли ацтеки, город, основанный в III веке до нашей эры, уже давно был покинут его прежними обитателями. В тот ноябрьский день вокруг не было никого: ни автобусов, ни машин на парковке, ни толп туристов, – тем сильнее и подлиннее были впечатления, и ни жара, ни отчетливое ощущение, что тебе не хватает воздуха, не могли помешать этому общению и взаимодействию с новой для меня культурой.
Я поднялась на пирамиду Солнца, хотя сопровождавший меня молодой человек предупредил, что спускаться будет сложнее. Это было незабываемое впечатление, и я чувствовала себя на вершине как король мира и ни на одну минуту не сожалела о предпринятых усилиях. Спускаться и правда оказалось сложнее, но мы не ограничились осмотром только знаменитых архитектурных сооружений, а проехали немного вперед и остановились перед небольшим строением, похожим на сарай. Но это были остатки какой-то древней постройки, и внутри по периметру шел фриз удивительных фресок, относившихся, если мне не изменяет память, к VI–VII векам нашей эры, причудливых и ни на что не похожих.
Мы вернулись в Мехико и успели еще попасть в Старую коллегию Сан-Ильдефонсо[55] недалеко от развалин Главного храма и увидеть «Созидание» – первую важнейшую фреску Диего Риверы, написанную в 1922 году по заказу тогдашнего министра просвещения Хосе Васконселоса, а также потрясающие фрески Хосе Клементе Ороско. На следующий день меня сопровождал уже новый сотрудник Паласио-де-Беллас-Артес, он сказал мне, что работает со мной до полудня, а потом его сменит другая сотрудница, поскольку молодой человек, который накануне ездил со мной в Теотиуакан и ходил вечером по Мехико, сообщил директору, что одному человеку невозможно выдержать тот темп перемещений по памятникам, который я задала, понимая, что эта поездка может стать первой и последней.
К счастью, в Мексику я смогла приехать еще раз в рамках встречи международной группы директоров крупнейших музеев мира – так называемой «Группы Бизо», членом которой я стала в 2016-м. А тогда, в 2015-м, я побывала в самых главных комплексах, расписанных Риверой и мексиканскими муралистами в 1920–1930-е годы, – в Министерстве просвещения, в Национальном дворце, в ряде других зданий, и каждый раз то, что открывалось передо мной, было вхождением в другой, неизвестный мне прежде мир, где революционная идеология облекалась в столь многообразную, совершенную, подробнейшим образом разработанную художественную и смысловую систему, что становилось не по себе от осознания того, что твоя картина мира – и искусства ХХ века – была до знакомства с этими шедеврами несовершенной и, страшно себе в этом признаться, неполноценной. Возникало непреодолимое желание сделать что-то, чтобы донести это новоприобретенное знание до максимально большого количества людей, но как это сделать – ведь фрески невозможно перемещать по свету, они намертво прикованы к своему месту и к своей стране. Сильное впечатление произвел на меня и Музей современного искусства, который показывал мне его главный куратор, очень интересный и креативный человек, в музее я увидела очень много молодых посетителей и подростков, а сами экспозиции поразили неординарностью подхода и мощной подпиткой национальными традициями, причем отнюдь не этнографического свойства.
Не могу не признаться: я влюбилась в Мексику, как раньше влюбилась в Индию: в саму страну, в культуру, в искусство, в людей – непосредственных, открытых, невероятно доброжелательных. И даже праздник мертвых, который пришелся на дни моего приезда, не испугал, хотя я очень чувствительна в отношении этой темы. Этот праздник, а еще собрания ex voto[56] вновь подтвердили, сколь глубоко творчество великих мексиканских художников ХХ века укоренено в национальной традиции – они живописали совсем иную реальность и провидели иное, парадоксальное будущее, но не боялись объединять реалистическое изображение с самыми фантастическими элементами, такими, например, как гипертрофированные изображения микробов самых страшных болезней на фреске Риверы «Человек на распутье», или визионерскими сюжетами.
«Русские сезаннисты» в Монако. Фонд культуры «Екатерина»
Заканчивая рассказ о важных международных проектах, работа над которыми началась в период моего директорства в РОСИЗО, я хочу написать о замечательной выставке русского авангарда, открытой летом 2015 года в Монако в прекрасном пространстве Форума Гримальди[57].
С Монако связаны очень важные выставочные проекты, которыми я занималась параллельно с работой в Музеях Кремля – конечно же, согласовывая свое участие в них с Еленой Гагариной. И здесь я хочу опять открутить время назад и вернуться в самое начало 2000-х, когда галерист Елена
