Анна Бурдина - Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы

– Только, ради бога, избавьте нас от общих фраз и неконкретных определений. Скажите точно, что означает для вас это понятие?

– Извольте, возьмем вполне конкретный случай, – сказала она, смерив задумчивым взглядом своего секретаря, который слушал – спокойно и с искренним интересом – все, что она говорила (хотя, я уверен, он уже слышал все это от нее великое множество раз). Под ее взглядом он снова занервничал, и Е.П.Б. не замедлила этим воспользоваться, напустившись на него в очередной раз.

– Возьмем, к примеру, англичан, – сказала она и посмотрела на секретаря своими ясными голубыми глазами так, будто ему одному предстоит ответить за все прегрешения своей расы.

– Е.П.Б., – предусмотрительно сказал он, со вздохом вставая из-за стола, – я, пожалуй, поднимусь наверх. Мне еще надо сделать копию рукописи "Тайной Доктрины", – и, не дожидаясь ответа, незамедлительно исчез.

– Думаете, он и вправду будет работать? – спросила Е.П.Б. с улыбкой, исполненной бесконечного добродушия. – Только не он. Сейчас заберется в кресло, будет выкуривать одну за другой свои бесконечные сигареты, почитывая какой-нибудь душераздирающий роман.

Однако на сей раз она ошиблась. Когда я поднялся наверх, чтобы попрощаться, секретарь действительно сидел в своем кресле и безмятежно курил сигарету, но читал не роман, а детектив. Увидев меня, он тут же уселся верхом на книжку и пробормотал, что как раз собирался приступить к работе».

Глава 59

Тайная доктрина

«Можно ли найти идею более прекрасную, чем та, согласно которой разумная жизнь универсальна и пребывает во всем, от галактики до атома, а мертвой материи не существует? Если она верна, то в ней содержится решение великой загадки обитаемости других миров. Если минералы – живые, тогда, конечно, все миры обитаемы. В Тайной Доктрине есть захватывающее утверждение о том, что все планетные и звездные тела есть, были и будут „обитаемы человеком“.

Первый том главного труда жизни Елены Петровны – «Тайная Доктрина» – вышел в свет 1 ноября 1888 года, второй – 28 декабря того же года.

Книга имела подзаголовок: «Синтез науки, религии и философии». Знания, которые можно почерпнуть из этого труда, до сих пор находятся на пределе интеллектуальных возможностей современного человечества.

Читать ее было не просто. Книга требовала особого сосредоточения мысли и восприятия философских понятий, к которым не каждый подготовлен. Скорее всего, «Тайная Доктрина» была предназначена людям будущих поколений, когда не единицы, а большинство осознает, что мир наш намного сложнее, чем нам видится; что физическая, осязаемая компонента этого мира есть лишь «верхушка айсберга» Вселенной. Как говорила сама Елена Петровна, она «поспешила с этой книгой лет на сто», а то и на все двести.

«В "Тайной Доктрине" заложены начала многих наук будущего», – говорили уже при ее первом издании. А современные ученые, изучая этот труд, с изумлением замечают, что Блаватская описала то, что наука открыла гораздо позже: эквивалентность энергии и массы, существование электрона, радиоактивность, квантование в природе, корпускулярно-волновой дуализм, расширяющуюся Вселенную, цикличность расширения и сжатия Космоса.

Только что выпущенное издание первого тома «Тайной Доктрины» разошлось мгновенно, и потребовался дополнительный тираж. Уильям Стед, знаменитый редактор «Пэлл-Мэлл газет» и «Ревью оф ревьюз», который получил экземпляр книги от самой Блаватской, не мог не выразить автору слова восхищения.

«Вы – величайшая женщина, и я думаю, что никто, кроме вас (будь то мужчина или женщина), не смог бы написать „Тайную Доктрину“, – писал ей Уильям Стед. – Я даже не чувствую себя достаточно компетентным, чтобы высказываться по поводу ее необыкновенного содержания, – ведь я в этом полный невежда… Я не могу сказать, что понимаю вас, поскольку мир, в котором вы обитаете, настолько богат измерениями, что мне даже представить это не под силу, но все же я не настолько глуп, чтобы не видеть, что гений ваш не от мира сего и что вы обладаете необычайными литературными и популяризаторскими талантами, которым прочие ваши собратья вполне могут завидовать. Я должен очень поблагодарить вас за вашу книгу. Пока я прочел только введение и главу о Кили, так как очень интересуюсь его открытиями, но предвкушаю удовольствие от дальнейшего чтения. Огромное спасибо за обещание прислать второй том».

Когда в конце года вышел второй том, Стед столкнулся с проблемой рецензирования. Постоянные обозреватели делать это отказались. Тогда он вспомнил об Анни Безант и попросил ее помочь. Анни Безант была реформисткой. Отвергая христианство, она стала соратником Чарльза Бредли, свободного мыслителя-атеиста. Когда у нее возник интерес к социализму, она работала с Джорджем Бернардом Шоу в Фабианском обществе. Кроме того, госпожа Безант была одним из интереснейших ораторов тех времен.

Получив предложение от издателя, миссис Безант дала согласие на рецензирование, о чем впоследствии вспоминала: «По мере того как я переворачивала страницу за страницей, книга захватывала меня все больше и больше. До чего же знакомым мне все это казалось; как легко забегал вперед мой ум, предвосхищая выводы; как все в ней было естественно, как логично, как тонко и в то же время понятно. Я была потрясена, ослеплена светом, в котором разрозненные факты представали частью грандиозного целого. Все головоломки, загадки, вопросы, мучившие меня, казалось, исчезли». «Это впечатление было отчасти иллюзией, – добавляет она, – поскольку рассудку еще предстояло постепенно усваивать то, в чем интуиция прозрела истину». «Но я увидела свет, – продолжает она, – и в этой вспышке озарения поняла, что изнурительный поиск завершен и Истина найдена. Я написала рецензию и попросила м-ра Стеда замолвить обо мне словечко автору. А потом послала записку с просьбой принять меня».

Госпожа Блаватская любезно согласилась на встречу. С тех пор Анни Безант, убедившись в естественности идей теософии, стала одной из лучших продолжательниц дела Елены Петровны Блаватской.

Глава 60

«Камень» и «дева»

«Я – психологическая задача, ребус и энигма для грядущих поколений, сфинкс!»

В начале 1889 года самочувствие Елены Петровны ухудшилось. Она сообщила сестре Вере:

«Как видишь, я в Брайтоне, на побережье, куда меня послали врачи дышать океаническими испарениями Гольфстрима, чтобы излечиться от полного нервного истощения. Я не чувствую никаких болей, только сильное сердцебиение, звон в ушах – я почти оглохла, – а еще слабость, такую слабость, что с трудом могу руку поднять. Мне запрещено писать, читать и даже думать, вместо этого я должна целые дни проводить на воздухе – "сидеть у моря и ждать погоды". Мой врач испугался сам и напугал всех сотрудников. Это очень дорогое место; а денег у меня – пшик! Поэтому мои эзотеристы тотчас же собрали деньги и уговорили меня поехать. И теперь субсидии на мое лечение текут со всех концов света; некоторые даже без подписи, просто адресованы мне. Америка особенно щедра, так что, право слово, мне неловко… Подле меня поочередно дежурят двое или трое теософов, которые приезжают из Лондона; стерегут каждое мое движение, словно церберы. Как раз сейчас один из них просунул голову в дверь, слезно просит, чтобы перестала писать, но должна же я дать знать, что все еще жива. Ты ведь бывала в Брайтоне, не так ли? Здесь прекрасная весенняя погода; солнце просто итальянское, воздух великолепный; море как зеркало, и все дни напролет меня катают туда-сюда по эспланаде в кресле для инвалидов. Это так мило. Думаю, что я уже достаточно окрепла. Мозги мои шевелятся гораздо медленнее, но раньше я просто боялась за свою голову. "Вы перетрудились, – говорит (мой врач). – Вы должны дать себе отдых". Вот так! И это – при всей той работе, что лежит на мне! "Будет с вас ваших писаний, – говорит, – теперь катайтесь". Легко ему говорить, ну да все равно, я должна привести в порядок третий том (Тайной) Доктрины, да четвертый едва начат…Не бойся».