Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

Маяковский в это время находился в Москве. Корней Чуковский писал:

«Мало кому известно, что Маяковский в те годы чрезвычайно нуждался. Это была весёлая нужда, переносимая с гордой осанкой миллионера и „фата“. В его комнате единственной, так сказать, мебелью был гвоздь, на котором висела его жёлтая кофта и тут же приютился цилиндр. Не было даже стола, в котором, впрочем, он в ту пору не чувствовал необходимости. Обедал он едва ли ежедневно. Ему нужны были деньги, ему нужен был издатель всех его тогдашних стихов, накопившихся за три года».

Но такого издателя, который мог бы улучшить материальное положение поэта, всё не находилось. Издание стихов проходило с величайшим скрипом. Зато наступил час лекционного вояжа.

Василий Каменский:

«В 1913 году мы, три главаря нового движения, предварительно выпустив ряд своих книг, поехали (Д.Бурлюк, В.Маяковский и В.Каменский) в турне по городам России, революционизируя умы и сердца молодёжи, читая доклады и стихи».

Маршрут поездки был намечен такой: Харьков-Симферополь-Керчь-Одесса-Кишинёв-Николаев-Киев-Минск-Москва-Казань-Пенза-Ростов-Саратов-Тифлис-Баку-Калуга– Москва.

13 декабря «три главаря» отправились в путь. Им предстояло прочесть доклады, которые объяснили бы периферийной публике, что же это такое – футуризм.

Российская провинция встречала столичных гастролёров с изумлением – как заезжий цирк с экзотическими зверями и фокусниками. И это понятно – ведь новое авангардистское движение в тихой периферии воспринималось как нечто абсолютно непонятное и совершенно бессмысленное.

Масла в огонь подливал и внешний вид глашатаев нового. Вот как появление десанта поэтов-футуристов описала одна из харьковских газет:

«Вчера на Сумской улице опять творилось нечто сверхъестественное! Громадная толпа запрудила улицу. Что случилось? Пожар? Нет. Это среди гуляющей публики появились знаменитые вожди футуризма – Бурлюк, Каменский, Маяковский. Все трое – в цилиндрах, из-под пальто видны жёлтые кофты, в петлицы воткнуты пучки редиски. Их далеко заметно: они на голову выше толпы и разгуливают важно, серьёзно, несмотря на весёлое настроение окружающих».

Лица приехавших знаменитостей были разрисованы изображениями самолетов, собак и замысловатых каббалистических знаков. Футуристы выглядели так, словно каждому из них (в полном соответствии со стихами Маяковского) кто-то выплеснул в лицо краску из стакана. Их цилиндры шокировали публику, так как сочетались с одеждой совсем иного стиля.

Заинтригованные харьковчане и во время вечернего выступления вправе были ожидать самого невероятного. Поэтому зал был переполнен.

Появившись на сцене, задорная троица села за столик и принялась пить чай. Публика весело зашумела, вызвав ответные весёлые реплики поэтов.

Потом начались доклады.

То, что прочёл Маяковский, называлось «Достижениями футуризма» (речь шла о поэзии), Бурлюк говорил о «Кубизме и футуризме» (о современной живописи), а лекция Каменского именовалась: «Аэропланы и поэзия футуризма» (здесь речь шла о влиянии технических изобретений на современную поэзию). Кроме этого читались стихи, а также демонстрировались диапозитивы, на которых были запечатлены живописные работы Бурлюка и Маяковского, а также произведения Пикассо и зарубежных кубистов.

Рецензент харьковской газеты, с явным сожалением отмечавший, что ожидавшегося скандала не произошло, всё же обратил внимание на отдельные моменты выступления заезжих гастролёров:

«… верзила Маяковский в жёлтой кофте размахивал кулаками, зычным голосом «гения» убеждал малолетнюю аудиторию, что он подстрижёт под гребенку весь мир, и в доказательство читал свою поэзию: «парикмахер, причешите мне уши». Очевидно, длинные уши ему мешают.

Другой, «поэт-авиатор» Василий Каменский, с аэропланом на лбу, кончив своё «пророчество о будущем», заявил, что готов «танцевать танго с коровами», лишь бы вызвать «бычачью ревность». Для чего это нужно, курчавый «гений» не объяснил, хотя и обозвал доверчивых слушателей «комолыми мещанами, утюгами и вообще скотопромышленниками»».

На этом первая атака на провинцию завершилась, и 18 декабря футуристы вернулись в Москву.

Поэт и писатель Алексей Николаевич Толстой через пять лет (уже находясь в Париже) написал о компании Бурлюка:

«Они появились в России года за два до войны как зловещие вестники нависающей катастрофы. Они ходили по улицам в полосатых кофтах и с разрисованными лицами; веселились, когда обыватели приходили в ужас от их стишков, написанных одними звуками (слова, а тем более смысл, они отрицали), от их «беспредметных» картин, изображавших пятна, буквы, крючки, с вклеенными кусками обоев и газет. Одно время они помещали в полотна деревянные ложки, подошвы, трубки и пр.

Это были прожорливые молодые люди с великолепными желудками и крепкими челюстями».

Вояж продолжается

В это время Владимир Сидоров (он же поэт Вадим Баян) организовывал выступления лидеров поэтического авангарда в Крыму. Игорь Северянин писал ему в Симферополь:

«Я на днях познакомился с поэтом Владимиром Владимировичем Маяковским, и он – гений. Если он выступит на наших вечерах, это будет нечто грандиозное. Предлагаю включить его в нашу группу».

Сидоров не возражал, и 26 декабря Маяковский (вместе с Северяниным) отправился в Крым.

Софьи Шамардиной на этот раз с ними не было – она срочно уехала в Петербург, так как была беременна. От Маяковского. Но держала это в тайне от него и ото всех прочих. Впрочем, приехав в Петербург, раскрыла свою тайну Корнею Чуковскому. И годы спустя написала:

«Старания Корнея Ивановича возымели своё влияние на сугубо личные мои отношения с Маяковским. Не хочется об этом вспоминать…».

Как бы там ни было, но Чуковский взял с неё слово, что она «больше встречаться с Маяковским не будет», наговорив ей «всяких ужасов о нём». И Шамардина обратилась к врачам, которые избавили её от неожиданного «положения».

Сам Маяковский ничего об этом не знал. Вместе с Игорем Северяниным он ехал в Крым. В своём спутнике очень скоро разочаровался, впоследствии написав:

«… когда мы доехали с ним до Харькова, то я тут только понял, что Игорь Северянин глуп».

31 декабря в симферопольском театре Таврического дворянства Владимир Маяковский, Игорь Северянин и Вадим Баян встречали Новый 1914-ый год.

1 января в Москву полетело письмо:

«Дорогие мамочка, Людочка и Оличка!