Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам

Бенедикт Лившиц:

«Спектакли на Офицерской подняли на небывалую высоту интерес широкой публики к футуризму. О футуризме заговорили все, в том числе и те, кому не было никогда дела ни до литературы, ни до театра…

Связав судьбу своей "трагедии "с собственной фамилией, Маяковский бил наверняка: его популярность после спектаклей в Луна-парке возросла чрезвычайно. Одевайся он тогда, как все порядочные люди, в витринах модных магазинов, быть может, появились бы воротники и галстуки "Маяковский "…

Маяковскому не хотелось уезжать в Москву: он как будто не мог всласть надышаться окружавшим его в Петербурге воздухом».

Вердикт «генералитета»

Одна из столичных газет, как бы подводя итог вспыхнувшей полемики, привела ещё одно высказывание Чезаре Ломброзо:

«… настоящие помешанные отличаются иногда таким выдающимся умом и часто такой необыкновенной энергией, которая невольно заставляет приравнивать их, по крайней мере на время, к гениальным личностям, а в простом народе вызывает сначала изумление, а потом благоговение перед ними».

Прочитав эти слова своим товарищам, Давид Бурлюк сказал, что теперь им остаётся только проверить на практике отношение к футуризму простого народа.

В начале второй декады декабря 1913 года гастролёры вернулись в Москву и сразу узнали, что педагогический совет Училища живописи, ваяния и зодчества категорически запретил воспитанникам публичные выступления.

Газета «Утро России» сообщила, что будущим художникам даже предложили провести сходку и обсудить на ней…

«… как оградить доброе имя училища от выступлений его воспитанников Маяковского и Бурлюка».

В «Я сам» об этом сказано так:

«Генералитет искусства ощерился. Князь Львов. Директор училища. Предложил прекратить критику и агитацию».

Князь Алексей Евгеньевич Львов был по профессии юристом, Училище возглавлял с 1896 года. Его предложение «прекратить критику и агитацию» было изложено вполне корректно и демократично. В «Хронике жизни и деятельности Маяковского» сказано:

«Сообщения об этом постановлении совета были напечатаны во многих столичных и провинциальных газетах под заголовками: «Борьба с футуризмом», «Мальчиков секут» и т. д.»».

Чем ответили футуристы?

«Ватага» Давида Бурлюка тут же написала очередной манифест, который был назван весьма решительно: «Идите к чёрту!». В нём, в частности, говорилось:

«Появление Новых поэзии подействовало на ещё ползающих старичков русской литературочки, как мраморный Пушкин, танцующий танго.

Коммерческие старики тупо угадали раньше одурачиваемой ими публики ценность нового и «по привычке» посмотрели на нас карманом.

К.Чуковский (тоже не дурак!) развозил по всем ярмарочным городам ходкий товар: имена Кручёных, Бурлюков, Хлебникова…

Василий Брюсов привычно жевал страницами «Русской мысли» поэзию Маяковского и Лившица.

Брось, Вася, это тебе не пробка!..»

Текст манифеста переполняли неджентельменские выражения. Даже поэт Валерий Брюсов был назван «Василием» и «Васей», и ему было рекомендовано не путать поэзию с пробкой.

Бенедикт Лившиц, потом писал:

«Действительно, ни одна из наших деклараций ещё не вызывала в литературной среде такого возмущения, как этот плод нашего совместного творчества. Каждое слово в нём как будто было рассчитано на то, чтобы кого-нибудь оскорбить.

Василий – не опечатка, а озорство: поэт любил своё имя, вводил его в стихи, злоупотреблял его благозвучием…

Пробка – тоже неспроста; это – намёк на принадлежащий Валерию Яковлевичу, а может быть, и никогда не существовавший пробковый завод».

Завершался манифест так:

«Сегодня мы выплёвываем навязшее на наших зубах прошлое, заявляя:

1) Все футуристы объединены только нашей группой.

2) Мы отбросили наши случайные клички «эго» и «кубо» и объединились в единую литературную компанию футуристов:

Давид Бурлюк, Алексей Кручёных, Бенедикт Лившиц, Владимир Маяковский, Игорь Северянин, Виктор Хлебников».

Манифест предназначался для сборника «Рыкающий Парнас», который должен был выйти в начале следующего года.

Кроме шести футуристов, подписавших манифест, был ещё и седьмой, чьей фамилии под ним не было. Об этом – Бенедикт Лившиц:

«Николай Бурлюк отказался присоединить свою подпись, резонно заявив, что нельзя даже метафорически посылать к чёрту людей, которым через час будешь пожимать руку».

Впрочем, рвавшимся к всеобщему признанию футуристам было уже не до этих мелочей – они энергично готовили свою агитационную поездку по городам России, чтобы узнать как к их авангардистским выходкам относится простой народ.

Глава шестая

Лекционный вояж

Начало турне

В конце 1913 года обстоятельства сложились так, что Софье Шамардиной пришлось покинуть Петербург и уехать в свой родной Минск «с ворохом футуристических книг». Потом она писала:

«Когда я уезжала в Минск, провожали меня Северянин с голубыми розами и Маяковский с фиалками. Маяковский острил по этому поводу и, шутя, говорил: „Тебя провожают два величайших поэта современности“. А у Северянина было трагическое лицо».

Через какое-то время в Минск полетели телеграммы и письма Игоря Северянина, который сообщал, что организуется турне футуристов, и приглашал Софью принять в нём участие.

Поездку организовывал некий «меценат», крымский предприниматель Владимир Иванович Сидоров, писавший стихи под псевдонимом Вадим Баян.

Софья Шамардина вернулась в Петербург и отправилась в эту поездку. На выступлениях футуристов она читала их стихи.

Игорь Северянин начал всерьёз ухаживать за Софьей. Однако безуспешно. Из-за этого он страшно переживал. Шамардина потом писала, что после поэтических концертов-вечеров в её гостиничный номер…

«Иногда приходил по своей инициативе „меценат“:

– Ну, хоть пообедаем вместе. Смотрите, что с Игорем Васильевичем. Ведь сорвётся концерт.

Вот ведь злая девчонка какая была! Когда Игорь приходил ко мне в номер, я открывала окно – он очень боялся за своё горло и долго не выдерживал. Ужасно меня тошнило от страданий Северянина.

Кажется, скоро вслед за Северяниным отправился в поездку и Маяковский. Помню тревожное настроение по этому поводу Игоря. А мне хотелось, чтоб Маяковский нас догнал».