Эрнст Юнгер - Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)
Жизнь похожа на ствол бамбука, ритмично завязывающего узлы и устойчиво тянущегося ввысь. В жизни всегда бывают периоды, когда чисто хронологический поступательный ход, взросление, обретает смысловую значимость. Это — дни рождения в высшем смысле, ступени зрелости в противоположность простому старению. В смерти жизненное кольцо еще раз смыкается, перед тем как перейти в полноту вечности.
Сен-Дье, 29 августа 1944
Группа солдат поселилась на крестьянском дворе. Если пропадают куры, изымается без расписки солома и происходят другие бесчинства, среди них всегда находится тот или иной, кто сознает неправедность таких поступков и пытается им воспрепятствовать. Им может оказаться крестьянин, присматривающий за своей родной усадьбой. В высших кругах, у военного главнокомандующего, я был однажды свидетелем того, что, когда пришел приказ взять заложников, члены штаба сильно смутились и мучились, как бы совестясь чего-то. Примитивный же человек, напротив, следует заповеди: «Что мои ребята делают, то и хорошо». К сожалению, такая примитивность непрерывно возрастает, а вместе с нею усиливается зоологический характер политики.
Что можно посоветовать человеку, и прежде всего человеку простому, дабы изъять его из этой уравниловки, в которой непрестанно участвует и техника? Только молиться. В молитве даже самый ничтожный человек найдет точку, где он сможет соприкоснуться не с отдельными частями, а с цельным механизмом происходящего. Дары ее неизмеримы, в том числе дар суверенности. Правило это действует и вне границ теологии. В ситуациях, когда умнейшие сдаются и самые неустрашимые тщетно ищут выхода, вдруг встречается некто, кто спокойно дает верный совет, действует во благо. Можно поручиться, что это — человек молящийся.
Сен-Дье, 30 августа 1944
После полудня с президентом на Рош-Сен-Мартен, одной из близлежащих гор с утесом из красного песчаника. Оттуда открывается вид на зеленые луга и куполообразные вершины Вогезов.
Сен-Дье, 1 сентября 1944
Вечером читал книгу Филона об императрице Евгении. Чтение сопровождалось выстрелами, раздававшимися по соседству в Кемпберге, где уже хозяйничали маки. Домик, который мы делили с фельдфебелем Шретером, я приспособил для обороны, перестроив его на манер старой, якобы заброшенной мануфактуры.
d Во сне бродил по великолепному городу, своей элегантностью превосходящему все, известные мне доселе, ибо древнекитайские формы сочетались в нем с европейскими. Я видел аллею гробниц, рынок, высотные дома из красного гранита. Как обычно во время таких прогулок, я собирал разных жуков, отправляя их во флакон с эфиром. Когда я флакон вытряхнул, чтобы посмотреть на добычу, то заметил два или три экземпляра, попавших сюда, как мне показалось, случайно, среди них была красная, как карнеол, аноксия — почти прозрачная. Проснувшись, я вспомнил, что за несколько ночей до этого, во время другого сна, все же бросил ее во флакон, и подивился ей как некоей странности, столь конкретно вторгшейся в этот мир.
Послезавтра уезжаю в Ганновер; штаб главнокомандующего прекращает свое существование.
Сен-Дье, 2 сентября 1944
Ротмистр Адлер вернулся с совещания в главной ставке. Среди прочих с докладом выступал и Гиммлер. Нужно, говорил он, проявлять твердость, — так, недавно дезертировавшего унтер-офицера доставили обратно в его же батальон, который как раз муштровали во дворе казармы. Тут же огласили приговор, заставили беглеца вырыть себе могилу, расстреляли, засыпали и землю притоптали. Затем, как ни в чем не бывало, продолжили тренировку.
Таков один из кошмарных отголосков, долетевших до меня из этой живодерни.
Кольмар, 3 сентября 1944
Вечером в Кольмаре; над его крышами сияла роскошная радуга. Ночью спал в приемной врача на койке, покрытой черной клеенкой и предназначенной для осмотра больных. Когда раскрыли окно, глазам вновь предстала радуга в грозовом небе, волшебной аркой соединявшая Вогезы и Шварцвальд.
Кирххорст, 4 сентября 1944
Рано утром прибыл в Ганновер, где поспал еще несколько часов. Затем отправился к генералу Лёнингу и дорогой, к своему удивлению, увидел, что рунны проросли свежей травой; на развалинах домов в центре города селится травка и разная зелень.
Кирххорст. Радостная встреча. В доме новые беженцы. Сад запущен, ограда развалилась; сени заставлены чемоданами и сундуками.
Грецкий орех, который я посадил в 1940 году, принес первые плоды.
Кирххорст, 7 сентября 1944
В деревне новые беженцы, на этот раз голландцы, в своей стране им неуютно. Преследования меняют объекты, но не прекращаются.
После полудня проездом из Амстердама в Дрезден д-р Гёпель. Он сказал, что Дриё ла Рошель застрелился в Париже. По-видимому, существует закон, согласно которому те, кто из добрых побуждений старался поддержать дружбу между народами, должны погибнуть, в то время как подлецы и деляги дешево отделались. Монтерлана тоже преследуют. Он еще не потерял веры, что рыцарская дружба возможна, и нынче чистильщики сапог учат его уму-разуму.
Кирххорст, 9 сентября 1944
Визит Циглера, с которым я обсудил публикацию мирного воззвания. Он всегда носит его в портфеле. От него я узнал, что Бенуа-Мешена застрелили в Париже террористы.
Кирххорст, 16 сентября 1944
Непрерывные налеты. Мисбург, их главная цель в близлежащей местности, снова подвергся обстрелу, и большие запасы нефти горели по ту сторону болота под свинцово-серыми облаками. С 1940 года ночные звуки стали более зловещими; по всем признакам, близится катастрофа.
Я переведен в резерв командования и ожидаю последней стадии событий. Она тоже таит в себе немалые опасности; так, лемуры приступили к серии убийств, примеряясь уже к той ситуации, что наступит после их смерти. Они осуществляют некое подобие профилактической мести, жертвами которой стали в том числе вождь коммунистов Тельман и социал-демократ Брейтшейд. Будь они умнее, им можно было бы сказать словами Сенеки: «Скольких бы вы ни уничтожили, ваших последователей среди них не будет». Остается только надеяться, что им скоро придет конец. Уничтожены также целые кланы померанской аристократии.
Кирххорст, 17 сентября 1944
На болоте с Александром и Эрнстелем, который все еще слаб после ареста. Он записался в танковое подразделение, но я думаю, что учеба будет ему не под силу. Особенно меня радует, что в нем не осталось и следа обиды.
Увидев, как он, совершенно измученный, сидит на лесной опушке, я тут же понял, в какую ужасную ситуацию мы попали. В сравнении с ней знойное дыхание сожженных городов кажется сущим пустяком.
Кирххорст, 18 сентября 1944
Чтение: «L’Ile de Ceylan et ses Curiosités Naturelles»[299] Октава Сашо, Париж, 1863. Там обнаружил прекрасный отрывок из книги сэра Джеймса Эммерсона Теннента, которую давно разыскиваю, где описан день в тропиках.
После полудня визит Густава Шенка, с ним я когда-то вел переписку о пятнистом ароннике. Побеседовали о дурманящем кактусе «пайотль», затем о тридцатидневном посте, к коему Шенк готовится. Многое напомнило мне годы после первой мировой войны, когда я только и делал, что занимался доставанием билетов в духовные ложи. Хотя лучше выбирать двери, открытые для всех.
О ситуации. Отечество похоже на бедняка, чье правое дело защищает адвокат-мошенник.
Кирххорст, 21 сентября 1944
Немного поработал над «Тропой Масирах». Начал изобретать имена и писать введение.
Наблюдать и рассматривать, ими управляет тонкое различие между конкретным и абстрактным ви́дением: я рассматриваю стрелку часов, но я наблюдаю за их ходом.
Утром разыскивал «Odes Funambulesques»[300] Банвиля,{208} мое внимание к ним привлекло одно замечание Верлена. Хотя я тщательно осмотрел библиотеку и кабинет, книгу мне найти не удалось, и я подумал, что потерял ее. Но потом обнаружил ее среди автографов, ибо она содержит посвящение автора Элизабет Отман.
Прекрасная фигура: думаешь, что потерял, а на самом деле обретаешь в более совершенной форме.
Кирххорст, 2 октября 1944
Чтение: греческие мифы в пересказе Шваба. Несмотря на некоторые слабости, они выказывают конгениальные черты в описании мира древних героев. Швабу удается проникнуть в чистую, кристально-неподвижную глубину его пространства, в коем совершаются духовные зачатия и рождения до и вне истории. Исток предваряет начало.
