Василий Скоробогатов - Берзарин

Следователи занялись прежде всего персоналом ресторана, близ которого нашли трупы. Выявлены были свидетели, а вслед за ними — английские военнослужащие, участники драки. Мне рассказывали, что в английской воинской части был выставлен личный состав подразделения. Приехал Вышинский со следователями и свидетелями. Было проведено опознание преступника. Убийца тут же был арестован.

Вернемся, как говорится, к нашим баранам. Однажды, это, кажется, было в лагере Дёбериц, уполномоченный контрразведки «Смерш» Никита Брюховской выступил перед офицерами штаба нашего полка с информацией о морально-психологической обстановке в Берлине. Брюховской процитировал выбранные места из почтовой переписки (переписка в те времена всюду проходила через цензуру). Немец в солидном возрасте пишет своему родственнику в другой город: «Союзники по антигитлеровской коалиции передерутся». В другом письме выражается надежда, что битва между англичанами и американцами, с одной стороны, и красными войсками — с другой произойдет в ближайшее время. Познакомил Брюховской и с содержанием письма нашей соотечественницы. Некая особа, приехав к мужу, офицеру в чине майора, из подмосковного свиносовхоза сообщила своей подруге-односельчанке следующее: «Живу, как в сказке. Меня обслуживает горничная. Она по утрам подает мне в постель кофе. А днем укладывает прическу».

От Брюховского мы услышали фамилию Гелен. Генерал Рейнхардт Гелен воскрешает агентурную сеть, существовавшую при Гитлере. Действует он под псевдонимом Густав.

Гелен… Со времен Сталинградской битвы Гелен возглавлял Восточный отдел абвера. Он имел в своем распоряжении специальные диверсионные отряды. Отряды эти действовали в составе отдельных армейских частей.

Таких как Гелен союзные оккупационные власти высоко ценили. Их лелеяли, о них заботились. «Мы ждем от этого типа всяких пакостей», — предупредил нас смершевец.

Можно думать, что Гелен и его подручные, конечно, рады были бы раздавить, испепелить советского коменданта. Но в берзаринские дни они спасали собственную шкуру. Гелен, мне кажется, тогда и сам еще не очухался. В начале того лета у него еще дрожали поджилки от страха. Он только что убежал из дымящегося Берлина. Не знаю, удирал ли он оттуда в женском платье или его вывезли в бочке с нечистотами. Но он успокоился и перестал дрожать лишь тогда, когда увидел за Эльбой танковые колонны войск США и Англии.

Американская разведка спрятала Гелена подальше от людских глаз в Пуллахе, небольшом селении возле Мюнхена. Туда же свезли архив и картотеку геленовского Восточного отдела. Гелен пришел в себя, может быть, к осени.

Всякие мерзости Гелен стал творить тогда, когда в Берлине уже действовал Союзный контрольный совет, где представители четырех союзных держав вели дебаты о денацификации и демократизации оккупированной Германии.

В Пуллахе обосновались родственники и приятели Гелена. Он поехал в Вашингтон, изложил программу своей будущей работы, которая хозяевам понравилась. «Он вездесущий и всезнающий», — восхищались пентагоновцы. Да, для борьбы против сил прогресса и мира Гелен вполне годился.

В Пуллахе скоропалительно были сколочены террористические диверсионные группы. Им давали поэтические наименования: «Эдельвейсен пиратен», «Золотая пятерка» и т. п. Агенты из этих групп быстро попадали в ловушки, их выдавали властям зачастую немецкие патриоты. Смерш незамедлительно пускала оборотней в расход. Судопроизводства не требовалось, достаточно было протокола, составленного в контрразведке. Сам Гелен скоро понадобился на Рейне канцлеру Аденауэру, он возглавил шпионскую службу.

Туго приходилось эмиссарам из Пуллаха! Германская общественность тогда была настроена против них. Люди настрадались.

А куда же девались бывшие члены НСДАП? Те, кто не запятнал себя злодеяниями? Им было не до жиру — быть бы живу. Но имелись «геноссе», состоявшие в нацистской организации формально. Что с ними? Им дали шанс показать себя с лучшей стороны. Покончить с былыми заблуждениями и предрассудками. Вот такие шли в НДП, в национал-демократы. Здесь они могли начать свою биографию с чистого листа.

Порядочные, честные граждане жаждали вернуться к нормальному существованию. Активнейшие из них шли в ряды людей «первого часа», этих людей привлекали выдвинутые прогрессивными представителями общества идеи четырех «Д». Четыре «Д» — это денацификация, демилитаризация, декартелизация, демократизация. В дома жителей советской зоны оккупации вошел несущий свободу и процветание «алфавит». Он сметал все коричневое.

В зонах берзаринских комендатур с мая 1945 года день ото дня крепли связи войсковых объединений с зарождающимися немецкими местными органами самоуправления, крепли добрые отношения личного состава частей с антифашистскими группами и населением.

Считалось нормальным, что даже для главного коменданта, начальника гарнизона специальной охраны не требуется. И Николай Эрастович ею не пользовался. Говорить же о его беспечности — глупо. Берзарин тонко чувствовал окружающую его общественную атмосферу. И не случалось опасных ЧП.

Наконец, скажу слово насчет версии о возможности чудовищного преступления со стороны советских спецслужб. В прессе публикации на такую тему встречались.

В то время спецслужбы наши возглавляли Берия, Меркулов и Абакумов. В 1950-х годах, после смерти Сталина, их привлекли к уголовной ответственности. За нарушение законности и прочие «фокусы».

По делам маршала Берии, генералов Меркулова и Абакумова прошли судебные процессы. Власти обеспечивали гласность. За это отвечали редакторы, а я как раз состоял на ответственных должностях в органах печати. Глава государства, первый секретарь ЦК партии Н. С. Хрущев видел в журналистском корпусе свою мощную опору. Его зять Алексей Аджубей был главным редактором правительственной газеты «Известия». Журналисты считали его своим уважаемым лидером.

Алексей Аджубей смог поднять авторитет прессы, всех СМИ, на невиданную высоту. Судите сами. Редакторам стали больше доверять, их стали чаще поощрять. Их даже стали приглашать на пленумы ЦК КПСС, знакомить с протоколами политбюро. Несколько журналистов были удостоены Ленинских премий, о чем раньше газетчики и мечтать не могли. Все гражданские учреждения, ЦК и Совет министров работники СМИ посещали без пропусков, по служебным удостоверениям.

Вся эта, грубо выражаясь, лафа кончилась с выдворением из Кремля Хрущева, а Аджубея — из редакции «Известий». Брежневцы первого нарекли «волюнтаристом» и «кукурузником», а второго — «авантюристом».