Афанасий Фет - Михаил Сергеевич Макеев
В начале того же года новым камнем преткновения стал вызвавший негодование Тургенева неодобрительный отзыв Фета о книге П. В. Анненкова о Пушкине. Обмен мнениями становился всё резче, Тургенев назвал Фета «закрепощённым г-ну Каткову человеком»499, в одном из последних писем пожелал ему «некоторого смягчения... жестоких чувств против прогресса, либералов, эманципации и проч.». Резкость тургеневских (и, возможно, ответных фетовских) упрёков едва смягчалась вежливым тоном, обращением «любезнейший» и финальным «жму Вам руку». В декабре 1874 года пришло неожиданное, по словам Фета, письмо от Тургенева из Парижа:
«Любезный Шеншин, сегодня я получил Ваше письмо, а четвёртого дня пришло ко мне письмо Полонского, из которого выписываю Вам следующий пассаж:
“Фет (Шеншин) распустил про тебя, будто ты в свой последний приезд говорил с какими-то юношами (слышал, с племянниками Милютина, порученными надзору и попечению Ф. Ш.) и старался заразить их жаждой идти в Сибирь. В первый раз я слышал это от Маркевича у кн[язя] М-ого (Мещёрского? — М. М.) тому назад недель пять, шесть. На днях я опять слышал повторение этого слуха с тою же ссылкой на Ф. Ш.”.
Вспоминая свой разговор у Милютиной с её сыном и Петей и зная Вашу охоту к преувеличиванию и прочие привычки, говорю Вам без обиняков, что я вполне верю тому, что Вы действительно произнесли слова, которые Вам приписывают, и потому полагаю лучшим прекратить наши отношения, которые уже и так, по разности наших воззрений, не имеют “raison d’etre[35]”.
Откланиваясь Вам не без некоторого чувства печали, которое относится, впрочем, исключительно к прошедшему, желаю Вам всех возможных благ и преуспеяния в обществе гг. Маркевичей, Катковых и т. п.
Передайте также мой прощальный привет Вашей любезной супруге, с которой мне уже, вероятно, не придётся свидеться»500.
Фет, разразившийся огромным ответным письмом, в котором высказал Тургеневу все накопившиеся за столько лет обиды и претензии, отрицал, что нечто подобное имело место. Впоследствии Полонский утверждал, что ничего такого Тургеневу не писал. Но если поводом для прекращения дружбы и стало недоразумение, сам разрыв был вполне закономерен. Отношения в<остановились в 1878 году, но уже не имели приятельского характера. Смерть Тургенева в сентябре 1883-го Фет принял почти равнодушно.
В октябре 1875 года в Киеве скончалась сестра Фета Каролина. Жизнь её сложилась неудачно — муж, Александр Павлович Матвеев, с братом которого Фет когда-то служил в уланском полку, постоянно изменял жене, судя по всему, его любившей, жил с другой женщиной, от которой имел двоих малолетних детей. Семья фактически распалась, Лина с единственным сыном Афанасием (вероятно, названным в честь брата) долго жила за границей — в Германии и Италии. Всё это время связь между ними почти не прерывалась — Лина писала Фету о своей жизни, делилась впечатлениями от прочитанных книг. После того как любовница её мужа умерла, летом 1875 года Каролина вернулась в Киев и попросила брата навестить её. «Я желаю ещё раз в жизни увидаться с тобою, чтобы ещё раз обнять тебя и сказать, как сердечно я тебя люблю»501, — написала она 5 августа. Приехавший Фет застал семью воссоединившейся, проживающей в домике с садом «с персиковыми шпалерами, всевозможными карликовыми деревьями, фонтаном и оросительным бассейном». Каролина ухаживала за прижитыми на стороне детьми мужа, выполняла роль домашней хозяйки. Брат, однако, стал замечать «фантастический элемент» в её поведении, о чём сообщил Матвееву. «Главным, поразившим меня мотивом была твёрдая уверенность сестры, что, основываясь на её знакомстве со многими языками, иезуиты приняли её ещё в Италии за русского агента и даже шпиона и потому преследовали её по всей Европе разными преднамеренными неисправностями по гостиницам и продолжают преследовать и здесь, в Киеве»502, — вспоминал Фет. Через месяц после встречи с Каролиной пришло известие о её смерти.
(Александр Петрович Матвеев вскоре после кончины супруги женился на молодой девушке, как две капли воды похожей на неё в молодости. Брак этот, по утверждению Фета, был несчастливым и закончился формальным разводом. Сын Афанасий умер в 1899 году в возрасте 54 лет).
Болезненная наследственность Шарлотты в большинстве случаев оказалась сильнее факторов, которые могли бы ей противостоять. Следующей её жертвой стал Пётр Афанасьевич, у которого безумие приняло трагикомический и по-своему «исторический» характер. Будучи в гостях у Фета, он в какой-то момент, стоя на коленях, умолил его купить за полцены (за 70 тысяч рублей, не считая уплаты восьми тысяч рублей накопившихся недоимок) доставшееся ему по наследству имение Грайворонка. Фет вместе с верным Постом занимался делами имения, в котором сразу после продажи сгорели постройки, выплачивал жалованье многочисленной и совершенно бесполезной прислуге, налаживал хозяйство, запущенное легкомысленным братом (но большим любителем и знатоком лошадей, не раз оказывавшим услуги по этой части Льву Толстому), поселившимся в Степановке, где для него специально возвели удобную пристройку, и пытался вместе с Марией Петровной удержать его от пустых трат. Вскоре Петром овладела новая идея.
Летом 1875 года в Боснии и Герцеговине, находившейся под властью Османской империи, вспыхнуло антитурецкое восстание, поначалу развивавшееся весьма успешно. Эти события вызвали широкий отклик в России, где пресса подробно освещала происходящее и по большей части выражала сочувствие восставшим. В обществе усиливались панславистские настроения, раздавались призывы оказывать помощь угнетённым братьям-славянам. Фет ни тогда, ни впоследствии, когда события стали приобретать всё более драматический характер (в 1876 году началось восстание в Болгарии, жестоко подавленное турками с многочисленными жертвами среди мирного населения, и Россия из-за этого оказалась втянута в кровопролитную Русско-турецкую войну), не испытывал никакого патриотического порыва и выражал презрение и раздражение по отношению к происходившему. «Я считал Сербию каким-то горячечным бредом географии»503, — писал он и демонстративно ограничивал свой интерес к войне исполнением официальных обязанностей, например по поставке лошадей для армии.
На воображение же чувствительного, отзывчивого и, очевидно, психически неуравновешенного Петра Афанасьевича волна известий из славянских земель подействовала быстро и неотразимо: «Между тем брат чрезвычайно заинтересовался движением в Герцеговине и Черногории против турок». Интерес быстро перерос в желание принять участие в событиях, и 3 ноября 1875 года Пётр с 300 рублями и совсем скромным багажом — то ли тайно, то ли всё-таки известив брата и его семью — отправился воевать в «славянские земли», где его следы временно затерялись. Однако в феврале 1876 года Фет получил конверт с печатью канцелярии Варшавского генерал-губернатора. В бумаге, вспоминал
