Вячеслав Удовик - Воронцов

С Дадьяном поступлено может быть и слишком строго, и может быть от того самого и последствия не были совершенно удовлетворительны; злоупотребления в том же роде продолжались и теперь еще не вовсе искоренились. Из Тифлиса я выслал осенью к ближним своим полкам 630 человек, т. е. сильный батальон, которые были там без пользы и в противность закона. Всего труднее справиться с сенокосами, которые почти везде сделались спекуляциею полковых командиров; привести это в совершенный порядок очень трудно, почти невозможно, но буду стараться сколько сил будет. За прошедшее не взыскиваю; стараюсь только, чтобы на будущее время всего этого было менее.

Я оканчиваю это письмо в Шуре; но при первом досуге и не позже как из Тифлиса, где и надеюсь быть к 1 июня, буду отвечать на другие статьи письма твоего и распоряжусь насчет карт для тебя и сведений. О Кучине я справлялся и сегодня его увижу; он не был представлен в прошлом году полковым командиром в офицеры, потому что слишком недавно был произведен в унтер-офицеры, но при первом случае это будет сделано. Его очень хвалят, и он заведывает школою колонистов; но как скоро какой-либо батальон пойдет туда, где могут быть случаи отличиться, то он будет туда откомандирован, а школа отдастся другому. Пожалуйста, скажи все это почтенному его отцу.

Едучи сюда, я назначил прекрасное место для укрепления на Эрик-Су, между Герзель-аулом и Внезапной, а третьего дня имел удовольствие видеть отличное укрепление в Чир-Юрте на Сулаке, которое Лабинцов успел построить прошлого осенью после экспедиции; это укрепление, перевод драгунского полка на Сулак и расположение нового Дагестанского полка выше Шуры в Ишкартах, совершенно обеспечат Шамхальскую плоскость и сильно помогут, вместе с укреплением на Эрик-Су, для успокоения и Кумыхской плоскости.

Прощай, любезный друг. Стыжусь многословия сего письма; но мне нужно было тебе объяснить дело Копьева. Известия из гор все благоприятные на счет впечатления от огромной и неудачной экспедиции Шамиля. Обнимаю тебя душевно и остаюсь навсегда преданным тебе М. Воронцов.

Темир-Хан-Шура, 15 мая 1846 г.

Любезный Алексей Петрович. Я сегодня отправил по почте длинное письмо к тебе, а теперь пишу два слова с едущим в Петербург одним из отличившихся здесь людей, Дукай-Кадий Ауховский. Сделай милость, будь к нему милостив. Он привык тебя уважать, как все здешнее народонаселение; он несколько раз показал отличную храбрость и совершенную к нам преданность. Прошлого года в деле у Анди он был со мною, когда я спешил к делу кн. Барятинского и по такой дороге в гору, что ни одна лошадь под бывшими со мною не могла подниматься, и мы с ним проехали почти вдвоем. Прощай, любезный Алексей Петрович. Дукай может много тебе рассказать про здешние дела. Преданный тебе М. Воронцов.

Владикавказ, 1 июля 1846 г.

Я получил третьего дня, любезный Алексей Петрович письмо твое от июня и надеюсь сегодня иметь свободное время, чтобы ответить и на оное, и по некоторым статьям на прежнее от 13 апреля; потому что из Шуры я только мог написать о получении оного. Я просил о назначении губернатором двоюродного твоего брата < Сергея Николаевича Ермолова^ потому что от всех хороших людей здесь слышал о нем лестные отзывы и конечно не могу скрыть, что, при таких отзывах и при ровных правах, мне приятнее иметь дело с Ермоловым, нежели с Трандафиловым или даже Кампен-гаузеном. Я теперь душевно радуюсь сему назначению, видя, что ты его любишь, так его хвалишь, и что он сам рад сюда ехать и здесь служить.

О снятии запрещения с имения сына почтенного барона Розена я точно отнесся куда следует вследствие письма твоего, но не знал и очень теперь радуюсь, что это сделано. Что же касается до царицы Марии, то, также вследствие твоего уведомления, я писал и сильно писал в ее пользу. Ладинский мне в этом хорошо помог, и мы, кажется, сильно доказали умеренность ее просьбы и справедливость и пристойность удовлетворить оную; но это дело еще не решено. Великий наш министр внутренних дел, кажется, обиделся тем, что я должен был сказать о прежних по этому делу действиях; а Государю, я думаю, напомнили, что она убила Лазарева. Впрочем, если будет возможность и долго не будет разрешения, то я опять попробую напомнить.

Дай Бог, чтобы твое предсказание насчет Шамиля сбылось; но оно основано и на рассудке, и на знании края и дел. Положение его конечно затруднительно. Горцы мало по малу теряют к нему доверенность, видя, что несмотря на его действия и обещания, мы всякий год ближе к ним подходим и все наши предположения приводим не торопясь, но постоянно, в действие. Недавно еще приходил к нам к цепи, в лесу около Фортанги, один известный эфенди, часто употребляемый Шамилем, говоря, что он и некоторые другие из самых почетных лиц в горах и из числа духовных, намереваются, если в этом году Шамиль не будет иметь успехов против нас, не только от него отклонится, но и провозгласить везде, что он недостоин владеть над народом и отступник законов Корана, ибо употребляет зверскую деспотическую власть против настоящей пользы племен, которые теперь ему послушны. Конечно нельзя давать веры подобным словам; но из них и многих других фактов можно надеяться, что влияние его уменьшается. Чеченцы Малой Чечни единогласно говорят, что если Шамиль не может помешать нам выстроить начатую теперь крепость, им не остается другого средства, как покориться. Шамиль это знает и не смеет идти на Лабинцова, который строит крепость, и не смеет также оставаться без действия, приказывает сбираться и наибам действовать против нас; но наибов не слушаются: он один по твердости характера и по страху, который все к нему чувствуют, может к чему-либо принудить и что-либо предпринять. По возвращении из Малой Чечни я был здесь около недели и собирался вчера ехать на левый фланг Лезгинской линии разрешить один важный вопрос насчет мер, принятых ген. Горским и позиции части его отряда на горе Кодор, как вдруг рано поутру Нестеров принес мне известие довольно положительное о сильном сборе в Шалях, в Большой Чечне и что Шамиль сам туда отправился с пушками. Разумеется, что я остался здесь и очень рад, что, полагая доехать вчера только до Казбека, я не отправился рано поутру и теперь подожду, чем все это объяснится. А Владикавказ в теперешних обстоятельствах есть пункт самый центральный; будучи на большой почтовой дороге, я получаю скоро со всех сторон известия и могу легко управлять всеми распоряжениями, получая кроме того всякий день, через наших азиатцев, известия от Лабинцова. Не знаю, что Шамиль может и хочет предпринять. Если у нас есть пункт слабый на время, то это Кумыкская плоскость; но и тут я надеюсь на благость Божию, что он ни в чем важном не успеет. Они, месяц тому назад, не могли помешать Козловскому начать строить укрепление на Ярык-Су. Фрейтаг на днях должен получить целый Донской полк с Правого фланга, а драгунский полк подходит к переправе через Терек в Амираджи-Юрте, чтобы идти на Сулак-Тавлинцов. Шамиль не может иметь с собою много: они боятся и за свои пределы с тех пор, как мы укрепились в прошлом году в Чир-Юрте, а теперь заняли Ишкарты для штаба нового Дагестанского полка. С южного Дагестана никто или мало кто придет, ибо Аргутинский с 7 батальонами около Кумыха и горы Турчидага. Они ходили с Шамилем в Кабарду, потому что Аргутинский тогда был на зимних квартирах на Самуре, и эта экспедиция немного им прибавила охоты служить Шамилю; сбор же, какой есть в Большой Чечне, должен на что либо решиться немедленно, ибо долго их держать вместе невозможно, особливо теперь, что сенокосы начались и жатва скоро начнется. Надобно полагать, что Шамиль хочет держать чеченцев в нерешительности между страхом и надеждою в самое то время, когда они входят более и более в сношения с нами о покорности; может быть также, он надеется всеми этими движениями и угрозами расстроить и отвлечь нас от построения новой крепости; но я надеюсь, что в этом он ошибается. Конечно, надо бдительно смотреть за его действиями и принять по оным нужные меры, но мы между тем будем спокойно и хладнокровно продолжать наше дело и ожидать, что Богу будет угодно. Место для нового укрепления прекрасно.