Степан Тимошенко - Воспоминания

Идея использования математического анализа в решении технических задач, конечно, не нова. Я к ней пришел под влиянием работ А. Н. Крылова в России и работ А. Стодола в Швейцарии. Под этим влиянием я и А. Ф. Иоффе разрабатывали программы Физико-Математического отделения Петербургского Политехникума в 1916 году. Теми же идеями я руководствовался при составлении программы деятельности кафедры механики Украинской Академии Наук в 1918 году. И вот, через сорок лет, в 1958 году, я имел возможность посетить и Петербургский Политехникум, и Институт Механики Украинской Академии Наук. Оба учреждения процветают. Физико-Математическое отделение Политехникума выпускает каждый год около двухсот инженеров-математиков. Большая часть этих молодых людей идет в разные исследовательские институты, но некоторые идут в преподаватели средних школ. Их задача — не только обучать математике, но и показывать ее приложения в инженерном деле. Институт Механики Украинской Академии Наук имеет громадный успех. В его лаборатории по испытанию строительных материалов разрешен целый ряд технических задач. Это самый многолюдный и самый деятельный институт Академии.

Покончив с чтением корректур моей книги по истории механики, я опять отправился в Европу. На этот раз выбрал южный путь через Гибралтар. Пароход приходил в Геную. Всего несколько часов езды от Швейцарии. А главное — я объезжал Париж, пребывание в котором мне не доставляло удовольствия. Начиная с этого времени я никогда больше ни в Париж, ни в Лондон не заезжал. Отправлялся в Швейцарию кратчайшим путем и там проводил все лето.

В 1954-1955 году закончился срок моей деятельности в качестве преподавателя Станфордского Университета по вольному найму. Администрация Университета предлагала мне продолжить мой контракт, но я отказался. Все курсы, которые я читал, уже были отпечатаны и повторять на лекциях то, что студент мог прочесть в книге, не представляло никакого интереса. Мне было 75 лет. Кончились 53 года моей педагогической деятельности. Я решил покончить с лекциями и заняться подготовкой новых изданий всех моих книг. В этой работе мне помогали мои бывшие ученики, которые в дальнейшем смогут заботиться об этих книгах. Летом 1954 и 1955 годов я сделал мои обычные поездки в Швейцарию.

Летом 1956 года должен был состояться в Брюсселе Интернациональный Конгресс Механики. Кроме того я получил извещение из Загреба о присуждении мне почетной докторской степени и приглашение на торжественное заседание, где мне будет передан соответствующий диплом. Как и прежде, я в апреле отправился в Европу. Май провел в Глионе и в конце месяца поехал через Италию в Югославию. После второй войны Югославия расширилась. Границы ее были у самого Триеста. Страна стала коммунистической, но на границе особых затруднений не было. Коммунисты заинтересованы в иностранных туристах, в размене денег на ничего не стоющие югославские динары.

До войны Загреб был красивым благоустроенным городом. Теперь все переменилось. Дома стоят без ремонта. На улицах невероятная грязь. Прекрасный отель перед вокзалом, который я знал до войны, оказался теперь в полном запустении. Ковры и красивая мебель куда‑то исчезли. Водопровод и ванные в ужасном состоянии. На следующее утро отправился осматривать город и окружающие его парки. Вспоминал мой первый приезд в Загреб из разрушенной и голодной России. Тогда Загреб показался мне красивым, благоустроенным городом. Теперь все напоминало времена большевизма в России.

Вышел на площадь, где когда‑то собирался базар во время моего профессорства в Загребе. Туда съезжались крестьяне в национальных костюмах, привозили разные продукты сельского хозяйства. Теперь ни национальных костюмов, ни продуктов не было. Везде пустота и грязь.

После обеда отправился смотреть Политехникум. Он теперь помещается в огромном новом здании. Число студентов возросло во много раз. Все хотят быть инженерами. Большинство профессоров — новые, незнакомые мне люди. Но нашлись и знакомые профессора из моих бывших слушателей. Разговорились, но о политическом положении в стране мои собеседники даже не упоминают и друг другу видимо не доверяют — совсем как в Советской России.

На следующее утро состоялось открытое заседание деканов Политехникума и выдача мне почетного докторского диплома. После этой церемонии мне полагалось сказать речь. Уже при разговорах предыдущего дня я убедился, что сербский язык мною основательно забыт. Пришлось говорить по-русски. Мне объяснили, что знание русского языка теперь быстро распространяется, особенно в интеллигентном слое населения Югославии.

Покончив с формальным заседанием, я отправился автомобилем в те места, где я провел с семьей лето после приезда из России. Разыскал дом майора Дольшака, в котором мы жили. Дом, конечно, национализирован. В нем живут беженцы. За состоянием усадьбы, как видно, никто не следит. Все пришло в полный упадок. Проехал я и к гостинице в Рейхенбурге, где мы прожили первые дни по приезде из России. И гостиница, и столы под каштанами остались, но прежней жизни нет. Везде пусто, прежних владельцев нет, еды никакой не имеется. На следующее утро я покинул Загреб и отправился обратно в Швейцарию, где и прожил до второй половины августа. А потом поехал в Вуперталь к дочери. Это место близко от бельгийской границы и к началу Конгресса мы с дочерью отправились в Брюссель автомобилем.

Конгресс на этот раз оказался многолюдным. Было близко и от Лондона, и от Парижа. Явилось много англичан и французов. Прилетели и американцы. Явилась даже группа русских. На предыдущих конгрессах они совсем не показывались. После торжественного открытия Конгресса, русские представители меня окружили, перезнакомились. Очевидно им было разрешено со мной встретиться и разговаривать, но совершенно свободными они не были. Они были под постоянным присмотром. Их поместили в одном этаже большего отеля, доставляли всех вместе в особом автобусе на заседания Конгресса. Большую часть времени я проводил с русскими. Покидать здание они, видимо, не могли, но могли уходить из зала заседаний и с ними можно было разговаривать в других помещениях. Они охотно отвечали на вопросы и сами спрашивали об условиях жизни на Западе. Перед концом Конгресса русская группа устроила в своем отеле торжественный обед и пригласила ряд иностранцев. Я был в числе приглашенных и мог наблюдать все происходившее. Обед, видимо, был подготовлен при содействии русского посольства. Порядок был точно установлен. Были и речи, и переводчицы из посольства. После обеда разговоры продолжались. Вечер был приятный и интересный. По окончании Конгресса я вернулся в Швейцарию и провел остаток моих каникул на Женевском озере.