Максим Капитановский - Во всём виноваты «Битлз»

Он просидел около телефона ещё минут десять, очень надеясь, что перезвона не будет. Его и не было. Может, действительно случайный звонок, но уж слишком всё сходилось.

Так он мучился до самого прихода жены из института. Встреча была бурной — радостная Ленка сразу затащила его в постель, и на время он забыл о своих подозрениях.

На следующий день в отсутствие любимой супруги Витя провёл тщательный обыск квартиры на предмет мужских телефонов или каких-либо других улик. Обыск ничего не дал, но дурацкая формула «доверяй, но проверяй» никак не давала ему покоя. Он стал нервным, стал часто приходить домой неожиданно, стал подслушивать женины телефонные переговоры — в общем, пустился во все тяжкие, как в своё время Отелло прежде, чем предложить Дездемоне окончательный развод по своему плану.

Я тогда ничего этого не знал, и своим звонком он застал меня врасплох. Зная мою любовь к хорошему коньяку, Витя предложил бутылку очень хорошего «Арманьяка», если я пересплю с определённой девушкой. Которую он мне укажет.

Я был слишком увлечён своей работой, чтобы что-нибудь соображать, и, юродствуя, ответил, что сам поставлю два коньяка, если девушка хорошая.

Мы встретились назавтра около Плешки, и Виктор из окна машины показал на высокую стройную блондинку, которая мне сразу и безоговорочно понравилась. Виктор вышел, а я быстро нагнал девушку, посадил в автомобиль, свозил попить кофе в дорогой бар и договорился часа на три завтрашнего дня. У меня дома. Гм, картины посмотреть. Потом позвонил Виктору и доложился. Какой же я был в то время самовлюблённый болван — ведь стоило только чуть-чуть получше подумать, и я бы, конечно, догадался.

Вечером на минутку заскочил Виктор взять второй ключ, чтобы завтра лично проверить выполнение нашего договора. Затем он, оказывается, даже смазал машинным маслом замок и петли моей двери, после чего и явился домой.

Они рано легли спать, и Виктор предложил жене завтра сходить в кино, на что получил полное согласие, но только «после семинара по истории», который состоится в три часа.

В полтретьего я заехал за девушкой в институт, и через каких-то двадцать минут мы уже сидели у меня. Я был в ударе, показывал картины. Мы пили шампанское и вскоре занялись любовью прямо в большом кресле, где она с самого начала сидела. Лена находилась в той позе, которую обычно называют коленно-локтевой, когда еле слышный щелчок замка подсказал мне, что пришёл Виктор. Я обернулся и увидел как он, коротко кивнув, прошёл в комнату за моей спиной, сел в другое кресло и закурил. Он был бледен, играл желваками, а в правой руке держал скатанную в трубку тетрадь.

— Я вот тебе семинарскую тетрадь по истории принёс. Ты забыла, — сказал он будничным голосом.

Лена повернула голову и лишилась чувств, а Виктор поставил на тумбочку вынутый из тетради «Арманьяк» и также неслышно вышел, бросив ключ на диван и тихо прикрыв дверь.

Две недели девушка пролежала в больнице с нервным срывом, потом они с треском развелись, и Виктор завербовался куда-то во Владивосток играть в ресторане для рыбаков. Через полгода я случайно встретил Елену в дешёвом кафе в компании каких-то отвратительных личностей. Она подсела за мой столик, заплакала и сказала: «Гоша, это какой-то ужас! Я ничего не понимаю! Ведь я же его люблю!».

— А вот интересно, когда тот урод по телефону звонил, — это он туда попал или это чистое фуфло? — Сарай как всегда суть уже ухватил и теперь добирался до подробностей.

— Юра, дорогой, я даже не знаю, — Гоша прижал руки к груди, — но разве это важно?

— Еще бы не важно! Ведь из-за этого звонка у них весь сыр-бор и разгорелся. А Витька твой — тоже хороший дурак. Надо было её с самого начала с красивым парнем познакомить и проверить. А ты молодец! Ловко ее развёл пожиже!

По-моему, Отец Георгий был сильно разочарован реакцией на свой рассказ. Видно, у него это было что-то вроде крика души — покаяние в случайной подлости, которую он простить себе не мог. Непробиваемую толстокожесть Сарая он расценил как общее мнение, и сейчас на его худых щеках выступил темный румянец — он явно сожалел о своей откровенности.

Девушки тоже приуныли — уж кому-кому, а им ситуация из Гошиной истории была знакома на все сто процентов. Да и не зря, наверное, слово «любовь» — женского рода: женщины в этих делах рубят гораздо лучше мужиков.

Нужно было срочно разрядить обстановку, моментально исправить настроение, ибо, как говорит Артур-Степан: «Очень быстро поднятый бутерброд упавшим уже не считается!».

Быстрее всех «бутерброд» поднял сам Гоша. Он освежил все бокалы и фужеры, то есть налил туда какой-то очень редкий испанский джин, помыл и ловко разложил виноград, и повторил тост, уже произнесенный им ранее: «За любовь!».

За столом тем временем произошло некоторое повеселение, которое, как мне показалось, внёс джин. Наташка, видимо приученная ко всяким загогулистым напиткам, задала неуместный и хамский вопрос по поводу тоника. Стёпа, с видом оскорбленной компетенции, ни слова не говоря, вытащил из холодильника-тумбы боржоми, открыл и сунул привередливой бывшей костюмерше.

Натаха вырвала из соломенной циновки-картины «Восход солнца во Вьетнаме», которую папа Стёпы привез из Кореи, соломинку и, потягивая получившийся джин-боржомик задумчиво произнесла:

— Эх, любовь-морковь! Я в жизни больше двух недель ни с кем не жила. А вот подруги мои некоторые — те по два-три года с мужьями или так. Даже дети есть. Сейчас-то я им даже вроде как завидую, а тогда… Тогда я ещё толком не жила, никого не знала, на «Рижской» квартиру снимала — подруга одна устроила, Анька. Сама-то она в соседнем доме со своим Никитой проживала, вот и устроила меня с собой по соседству. Анька считала себя очень симпатичной: мол, и лицо у неё, и сиськи, и нога хорошая. Тоже мне фотомандель! По этому профилю и старалась себе работку подыскать, даже снялась пару раз на какой-то помойке. А вот Никита её очень хорош — высокий, глаза серые, в банке работает. Серьёзный парень. Повезло ей, сучонке.

А она, как у нас, баб, это иногда бывает, не очень ценила его. Сначала они ко мне в гости зачастили. Рядом же — удобно: на машине не надо пьяными ездить. Потом она начала мужиков таскать. Туеву хучу. Придёт с двумя какими-нибудь кретинами, нажрёмся, или там групповушку сотворим, или так по углам, как ты, Максик говоришь: тупые возвратно-поступательные движения…

(Я хорошо помнил, что рассказал анекдот про возвр. — пост. движения Римме, а не Наташе. И было это ночью. Значит, женский телеграф действует буквально со скоростью света.)

Наталья тем временем продолжала: