Джордж Бьюкенен - Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910–1918

Глава 30

1917

Слухи о контрреволюционном движении. – Разрыв между Керенским и Корниловым. – Керенский отказывается от переговоров с Корниловым и объявляет его изменником. – Корнилов дает войскам приказ о наступлении на Петроград. – Движение остановлено. – Корнилов подчиняется

Едва только закончилось Московское государственное совещание, как слухи о планируемом военном перевороте стали принимать более ясные очертания. Журналисты и те, кто поддерживал связь с организаторами, даже говорили мне, что успех переворота обеспечен и что правительство и Совет капитулируют без борьбы. 5 сентября, в среду, один из моих русских друзей, директор одного из крупных петроградских банков, пришел ко мне и сказал, что он оказался в довольно неловком положении, поскольку некие лица, чьих имен он не назвал, дали ему поручение, которое, как он полагает, ему едва ли следует исполнять. Эти люди, продолжил он, желали бы поставить меня в известность, что их организацию поддерживают несколько видных промышленников и банкиров и что они могут полагаться на поддержку Корнилова и одного армейского корпуса. Они планируют начать операцию в ближайшую субботу, 8 сентября, арестовать правительство и распустить Совет. Они надеются, что я окажу им содействие, предоставив в их распоряжение британские броневики, а также помогут скрыться, если их предприятие потерпит неудачу.

Я ответил, что весьма наивно со стороны этих джентльменов просить у посла о помощи в заговоре против правительства, при котором он аккредитован, и что если бы я следовал своему долгу, то должен был бы донести об их планах. Я не обману их доверия, но я не намерен оказывать им ни покровительства, ни поддержки. Напротив, я бы хотел попросить их отказаться от этого предприятия, которое не только обречено на провал, но будет сразу же использовано большевиками. Будь генерал Корнилов человеком мудрым, он бы подождал, пока большевики не выступят первыми, а потом бы пришел и уничтожил их.

Падение Риги и отступление русской армии вызвали в городе панику, и все, кто мог, готовились уехать. Уже предпринимались шаги для перевода государственных архивов в Москву, и правительство серьезно рассматривало вопрос о своем переезде туда. В разговоре со мной 6 сентября Терещенко сообщил, что три кавалерийские дивизии были сняты с фронта на случай большевистского восстания, и из того, что он мне сказал, я сделал обнадеживающий вывод, что Керенский и Корнилов оставили, наконец, свои разногласия и вместе прилагают усилия для поддержания порядка. Воскресенье, 9 сентября, я провел в Мурино – деревне, расположенной в двадцати с лишним километрах от Петрограда, где британская колония устроила поле для гольфа, и вечером по возвращении оттуда я нашел телефонограмму от Терещенко с просьбой прийти в министерство с французским послом господином Нулансом сразу же после обеда. Там он сообщил нам о полном разрыве, произошедшем только что между Керенским и Корниловым.

Было опубликовано столько различных версий относительно причин, вызвавших их ссору, что до сих пор еще трудно определить долю вины каждого и даже точно установить, что именно произошло в действительности. Вольным или невольным виновником кризиса выступил бывший обер-прокурор Святейшего синода Владимир Львов. 4 сентября у него состоялся разговор с Керенским, и сразу же после этого он отправился в Ставку, по-видимому, с целью формирования более сильного правительства. Согласно опубликованным позднее утверждениям Савинкова, он предоставил Корнилову на выбор один из трех возможных вариантов, и сделал это таким образом, что у Корнилова сложилось впечатление, что он говорит от лица Керенского:

1. Корнилов формирует правительство, в котором Керенский и Савинков становятся соответственно министром юстиции и военным министром.

2. Триумвират с диктаторскими полномочиями в составе Керенского, Корнилова и Савинкова.

3. Корнилов провозглашает себя диктатором.

Возвратившись в Петроград в субботу, 8 сентября, Львов заявил Керенскому, что Корнилов решил провозгласить себя диктатором и что он хочет, чтобы Керенский и Савинков прибыли в Ставку в следующий понедельник, чтобы под его началом исполнять обязанности министра юстиции и военного министра. Керенский попросил Львова предоставить ему это сообщение в письменной форме, а затем связался по прямому проводу с Корниловым и спросил его, подтверждает ли он послание, переданное Львовым. Корнилов ответил утвердительно. Терещенко впоследствии говорил мне, что изложенная версия более или менее правильная, но что Керенский совершил большую ошибку, пообещав Корнилову во время их разговора в ближайшее время прибыть в Ставку. И только посовещавшись с Некрасовым, Керенский по его совету решил объявить Корнилова предателем и потребовать его отставки. Согласно Савинкову, Львов, намеренно или нет, извратил позицию Корнилова, придав ей форму ультиматума, вместо того чтобы представить ее изложением его взглядов. Некрасов, со своей стороны, заявлял, что Львов спас революцию, обнаружив и раскрыв заговор до того, как он был приведен в исполнение. К несчастью, в этот критический момент Терещенко выехал из Петрограда и был на полпути в Ставку, когда он получил телеграмму от Керенского, приказывающую ему немедленно возвратиться. Окажись он в Петрограде, он бы убедил Керенского не доводить до окончательного разрыва, а будь он в Ставке, он бы оказал сдерживающее влияние на Корнилова.

Встретившись с Керенским в 1918 году в Лондоне, я спросил об его отношении к Корнилову. Он сказал, что всегда считал его честным человеком и патриотом, но очень плохим политиком. Он согласился на все требования Корнилова относительно смертной казни и включения Петрограда в прифронтовую зону, но он не мог допустить, чтобы место заседаний правительства определялось приказом Корнилова, поскольку в этом случае министры оказались бы полностью в его власти. Он также послал Савинкова в Ставку с тем, чтобы начать с Корниловым рабочие переговоры. Он знал, что Завойко, Аладьин и другие лица из окружения Корнилова подготавливают контрреволюционный заговор с целью свержения правительства, и за десять дней до окончательного разрыва он предупреждал Корнилова, что ему не следует чересчур торопиться и он должен дать правительству время для постепенного введения дисциплинарных мероприятий, на которых он настаивал. Он даже спрашивал его, не рассматривает ли он возможность установления военной диктатуры, на что Корнилов ответил: «Да, если будет на то воля Божья». Керенский специально оговорил, что Кавказская дивизия, также известная как Дикая дивизия, не должна была быть включена в состав подразделений, отсылаемых в Петроград, и что эти подразделения нельзя передавать под командование генерала Крымова, но, несмотря на это, Корнилов поручил командование генералу Крымову и послал с ним Дикую дивизию. Хотя у него был разговор со Львовым перед тем, как тот отправился в Ставку, он не давал ему никаких поручений, и во время телеграфного разговора, который состоялся между ним и Корниловым после возвращения Львова, он сформулировал вопрос к последнему в таких выражениях, которые нельзя было истолковать двояко, и получил утвердительный ответ. Поскольку он знал, что войска Крымова уже достигли Луги и в Петрограде уже подготовлено восстание, которое вспыхнет сразу же, как только он выедет в Ставку, у Керенского не оставалось иного выхода, кроме как объявить Корнилова предателем.