Неизвестен Автор - Раиса, Памяти Раисы Максимовной Горбачевой

- На фотографии, что была на похоронах, Раиса Максимовна с крестиком...

- Это награда. Для женщин. Высший орден, учрежденный в тысяча двести каком-то году. Меня наградили мужским орденом, ее - женским. Крест в бриллиантах... Много вещей мы отдали сестрам, племянницам, а есть вещи, о которых я сказал: оставить навсегда. И вот я живу сейчас в мире таком внутреннем...

- Какой трагический парадокс: занималась детьми, больными лейкемией, и сама заболела тем же...

- Это просто удивительно! К тому же самой тяжелой формой лейкемии! Еще будучи женой президента, она создала организацию "Гематологи мира - детям". Сейчас пришли письма, просят согласия, чтобы присвоить организации ее имя. Но мы настолько закомплексованы, что я не знаю, что ответить, я говорю, зачем они спрашивают, решали бы, и все, а то вроде я утверждаю... И в Москве при детской больнице был создан Центр, куда мы много отдали денег, ее и моих гонораров, и два миллиона правительство дало, удалось использовать международные связи...

- Что вам сказала Наина Иосифовна на похоронах?

- Она выразила самое искреннее сочувствие. Сказала, что никто не понимает нас лучше ее и ее семьи. Я поблагодарил ее и Бориса за проявленное внимание и сказал, что других тем, того, что нас разделило, сейчас не хочу касаться.

- Михаил Сергеевич, что переменил в вас уход жены?

- Я потерял самое главное - смысл жизни. Когда все уже произошло... а я должен был держать себя, такая есть от природы способность, хотя я был потрясен... семь часов я сидел возле нее, когда она умирала... и врачи говорили: здоровый молодой организм!.. Она боли уже не чувствовала. А вот что с ней делали, что с ней происходило, я не мог смотреть. Видеть это невыносимо! Я заходил в палату - и не выдерживал... Так жалко было, что ужас...

- Выше сил человеческих...

- Да я еще не верю в это! Ирина с дочками в городе жила, а теперь переехала к нам на дачу. И надо же расположиться. И вдруг что-то она или Настя спросят, а я говорю: да вы спросите у бабули... Или: ты спроси у мамы... Я еще не могу принять, что ее нет.

- Она Вам не снится?

- Каждую ночь. По сути дела, я все время с ней.

"Комсомольская правда", 29 октября 1999 г.

Мария ГОЛОВАНИВСКАЯ

Уйти любимой

До нее и после в России не было настоящей политической леди. Внезапный яркий уход Раисы Горбачевой всколыхнул всех - она умерла любимой.

Он, Михаил Горбачев, имевший грандиозную власть, перекроивший карту Европы, затем внезапно рухнувший вниз, в опалу, в двухдолларовую пенсию, впервые говорил в камеру со слезами на глазах: "Бог с ними со всеми. Прочитаю пару лекций. Снимусь в какой-нибудь рекламе. Что я, не заработаю? Куплю маленький домик на юге Франции. На двоих. Мы говорили с Раисой Максимовной, она так этого хочет".

У них и вправду не было домика на юге Франции. Как-то после краха Горбачева поднялась было волна грязных сплетен, и он тогда сказал: тот, кто докажет, что у меня где-то есть собственность, немедленно получит ее в подарок. И все стихло. Как и ушла тогда из поля зрения их жизнь, о которой мы что-то узнали только теперь.

Она называла его Миня, он ее - Захарка. При посторонних, конечно, по именам-отчествам. Но при всех обстоятельствах они часто держались за руки. Просто так, может быть, из-за многолетней привычки, может быть, от необходимости прикоснуться друг к другу. Говорили, что она крутит им, но он, отвечая на колкий журналистский вопрос, не предал их отношений ни на минуту, выдохнув в микрофон: "Мы с Раисой Максимовной обсуждаем все".

Те, кто часто бывали у них в доме, рассказывали: она никогда не звонила ему на работу. Ни в Кремль, ни в Фонд. Зато очень часто звонил он. По нескольку раз в день. Всю жизнь. Чувствуя острую потребность в разговоре.

Они были прекрасной парой. "Михаил Сергеевич никогда не поднимал на нее голоса, - рассказывает Владимир Поляков, многолетний помощник Горбачева, - и когда она, как все женщины, начинала капать на него, он умел удивительным образом исчезать. Просто таял в воздухе, и все. А потом так же неожиданно возникал, подойдет, поцелует, скажет: "Ладно, Захарка, пойдем чаю попьем..." И что-то шепнет на ухо. И все - никакой тени, никакого напряжения".

Она всегда принимала его правила игры. И поражала окружающих элегантностью тона и жеста. Однажды они летели из Штатов, вспоминает Поляков, и когда по проходу поехала тележка Duty Free, Раиса Максимовна, как и подобает настоящей женщине, очень оживилась и спрашивает:

- Минь, надо галстуки?

- Ну, давай, - отвечает он со вздохом. Потому как очень не любил этого ее напора при покупке одежды. Сидит, уткнувшись в газету.

- Минь, может, этот? - не унимается Раиса Максимовна.

- Давай, - бурчит он себе под нос, не отвлекаясь от чтения.

- Или, может, этот?

Груда галстуков, суета, бесконечные советы. И вдруг внезапно тишина, стоп-кадр. Горбачев сопит, раскинувшись в кресле, якобы уснул.

- Ты что-нибудь скажешь в конце концов?!

Через минуту Горбачев открывает глаза:

- Что-то я, Захарочка, читал-читал и задремал, и так хорошо стало.

И все. Рука в руке. За окном бескрайнее небо. И ровное жужжание реактивных двигателей.

Всю жизнь они хранили свою переписку. Листочек к листочку с самого первого письма, написанного еще в студенческие годы. После Фороса Раиса Максимовна все письма сожгла. Боялась, что придут с обысками, начнут рыться в бумагах. "Я не перенесу, если будут копаться в моей жизни", - сказала она Горбачеву и бросила в камин четыре толстенные пачки, перетянутые голубой тесьмой.

Всю совместную жизнь - а это больше сорока лет - она дарила ему на день рождения один и тот же подарок: букетик фиалок. Почему так, вероятно, никогда Горбачевым рассказано не будет. И доставала этот букетик из-под земли. Однажды во время поездки в США она не могла найти фиалок - и отменила всю свою программу. Всех подняла на ноги, и когда крошечный букетик наконец принесли лучилась от счастья. И на этот раз все будет как всегда, а значит - хорошо.

О ней много судачили. Пытаясь понять, какой она была на самом деле. Въедливой, деспотичной, бесцеремонной, заставляющей иногда свою учительницу английского языка глотать слезы и про себя чертыхаться охрану, или, напротив, деликатной, скромной, легкой в общении? Как теперь угадать? На все есть свои примеры и контрпримеры. Если угодно - в политическом истеблишменте модно невзначай бросить фразу, что, мол, Ельцин своей головокружительной карьерой обязан исключительно ей. Якобы она однажды позвонила ему по прямому телефону, когда тот возглавлял Моссовет, и приказала отдать здание Автоэкспорта Музею частных коллекций. А Ельцин взбеленился, поехал к Горбачеву, бывшему тогда президентом СССР, и сказал, что не потерпит прямых директив от его жены. Поссорились ужасно, и началось противостояние с известным исходом. Правда? Неправда?