Аль Капоне: Порядок вне закона - Екатерина Владимировна Глаголева
Личности убийц установить не удалось: возможно, это была месть Джеймса Гузенберга за смерть своих братьев Фрэнка и Питера во время «резни в Деньсвятого Валентина»[67]; или, может быть, это Фрэнк Нитти решил убрать Макгёрна, который слишком много знал и слишком много пил, а стрелки перевести на конкурентов. Брат Макгёрна, Энтони де Мори, заявил, что знает убийц и найдёт их; 2 марта трое в масках застрелили его в бильярдной... Важно нанести удар первым. Или ты их, или они тебя.
Заключённым в Алькатрасе полагалось коротко стричься и не разрешалось отращивать усы и бороду, поэтому к цирюльнику, работавшему на первом этаже, рядом с душевой, регулярно выстраивалась очередь на стрижку и бритьё. 23 июня 1936 года, когда Аль Капоне убирался по соседству, в раздевалке, из очереди выскочил Джимми Лукас, схватил половинку ножниц и несколько раз ударил его в спину и грудь.
Лукасу по кличке Текс (он родился в Техасе) было всего 22 года, но он успел схлопотать тридцатилетний срок за ограбление банка и угон автомобиля, а в своём родном штате «наработал» в общей сложности на 128 лет за убийство, ограбление и побег. В Алькатрас он попал из Ливенворта в январе 1935 года вместе со своим подельником Джеком Гардингом и стал постоянным источником головной боли для Джонстона: участвовал в стачке 1936 года, строил козни... Нападение на Капоне он объяснил тем, что тот якобы грозился его убить. Лукаса посадили в карцер, а Капоне доставили в тюремный лазарет, отличавшийся от обычной камеры только большими размерами, наличием незакреплённой мебели — койки и операционного стола — да шкафчика с инструментами и простейшими лекарствами.
Как следует из рапорта, составленного врачом три дня спустя, номер 85 поступил в состоянии полушока, поскольку для благополучной транспортировки пришлось сделать ему «стабилизирующий» укол прямо на месте. В задней части грудной клетки у него была небольшая, но глубокая и сильно кровоточащая колотая рана, однако грудная полость не задета; кроме того, имелись колотая рана на большом пальце левой руки и несколько царапин на руках, которыми он защищался. В результате более тщательного осмотра удалось обнаружить глубоко засевший в пальце левой руки обломок лезвия ножниц, который извлекли под местной анестезией. Все эти раны не представляли угрозы для жизни, но из-за риска заражения крови пациент провёл три дня под наблюдением медиков, вколовших ему лошадиную дозу противостолбнячной сыворотки.
Узнав об этом покушении, Ральф Капоне с помощью своих адвокатов написал очередное письмо директору Федерального бюро тюрем Сэнфорду Бейтсу, в котором, ссылаясь на соответствующие статьи закона, просил перевести Аля в другую тюрьму, предлагая в качестве поручителей себя, свою мать и невестку: если, не дай бог, кто-либо из заключённых этой другой тюрьмы попытается подкупить начальство или охранников для получения особых привилегий, Ральф всю вину возьмёт на себя. Семья опасается за жизнь Аля, который находится в постоянной опасности, из-за чего его нервы напряжены до предела, что сказывается на состоянии и так уже подорванного здоровья. Как и во всех других просьбах, в этой было отказано. Капоне попал в ад ещё при жизни, цель достигнута.
В том же самом июне 1936 года в тюрьме Алькатраса соорудили сторожевую вышку, а к казармам пристроили 11 новых квартир и девять комнат для холостяков: к тому времени на острове проживали 52 семьи обслуживающего персонала, в том числе 126 женщин и детей. К физическим мучениям узников добавлялись моральные: по дороге в мастерские можно было мельком увидеть не только море и далёкие очертания Сан-Франциско, но и женщин, живущих со своими мужьями...
Новости из внешнего мира в тюрьму приходили в дистиллированном виде. Газет не было вообще, иначе бы заключённые знали, что на воле, которая представлялась им раем, живётся не так-то легко. Великая депрессия продолжалась, пропасть между теми, кто мог поддерживать прежний образ жизни, и теми, кто потерял последнее, всё увеличивалась, накаляя атмосферу.
В ноябре 1936 года Франклина Д. Рузвельта переизбрали с солидным результатом — 60,8 процента голосов. «Новый курс» демократов ободрил профсоюзы, и те усилили давление на американские промышленные компании. Ряд успешных сидячих забастовок в автомобильной индустрии побудил крупных сталепромышленников пойти на уступки и подписать договор с созданным в марте 1937 года Организационным комитетом сталеваров. Таким образом хозяева получали гарантии бесперебойной работы, а рабочие — повышение зарплаты, сорокачасовую рабочую неделю, недельный оплачиваемый отпуск и ещё три выходных в год. Однако три менее крупные компании заартачились, а им как-никак принадлежали три десятка заводов на Среднем Западе и в северо-восточных штатах. Им поставили ультиматум: либо они подписывают договор с профсоюзом до 26 мая, либо забастовка. Они не подписали, и почти все заводы в восьми штатах встали. Работу продолжали только два: в Янгстауне, штат Огайо, и в Чикаго, в Саут-Сайде. У территории этого последнего завода, принадлежавшего компании «Рипаблик стил», начались массовые пикеты и митинги в попытке заставить штрейкбрехеров одуматься. Одну из колонн, от семисот до тысячи человек, вела за собой женщина. 150 полицейских выстроились в шеренгу, чтобы оттеснить забастовщиков от ворот и не позволить им нарушить работу предприятия.
В День поминовения, 30 мая, около полутора тысяч активистов профсоюза и членов их семей собрались в парке неподалёку от завода, намереваясь устроить демонстрацию. Настроение было праздничное, среди участников было много женщин и детей. А руководство завода готовилось к бою. Угроза забастовки уже давно витала в воздухе, поэтому к ней тщательно подготовились: по всему периметру расставили лояльных сотрудников, держали под рукой боеприпасы, в том числе газовые гранаты. Кроме того, к заводу подтянулись две с половиной сотни полицейских и два-три десятка агентов в штатском, вооружённых револьверами, дубинками и топорищами. Ещё около двухсот полицейских перегородили улицу в одном квартале от завода, чтобы не подпустить туда демонстрантов.
