Василий Бетаки - Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!)

Позвонил Окуджаве. За эти 18 лет мы видались в Париже почти в каждый его приезд. А теперь в грязной электричке я ехал в Переделкино с какой-то тяжестью, потому что совсем недавно, в мае 1990 года, пришло от Булата очень необычное письмо: настроение у него было мрачнее некуда. Он писал:

«.Дошло до какой-то зловещей черты, за которой – ночь. Продолжаю по врождённому легкомыслию верить и надеяться, вернее, только надеяться на благополучный исход.

Сижу безвылазно в Переделкине и понемногу работаю, стараясь не участвовать в литпроцессе… Это «врождённое легкомыслие», о котором он тут упоминает, нас всегда сближало. И я написал ему письмо-стих, адресованное «Автору „Путешествия дилетантов"»:

… Вы – офицер гусарский,А с Вами – бумажный солдат,И даже если последнийТроллейбус проходит мимо –Поручик Амилахвари,Ведь Ваш псевдоним – Булат!Будьте достойны, поручик,Этого псевдонима!Никак нам нельзя в отставку.

При встрече оказалось, что не так страшен чёрт, как его малюют. Но никак не думал я, что вижу Булата в последний раз.

.Новый 1991 год мы встречали в Париже втроём с викиной дочкой Леной и её подругой, приехавшей к ней из Питера.

С того Нового года Лена так и осталась у меня.

.Когда я через месяц опять ехал в Россию, она сказала, что хочет завести собаку. Предпочтительно ньюфа. Тогда щенки в России стоили раз в двадцать дешевле, чем на западе! У моих московских друзей Гали Полонской и Яши Коцика, маститых собачников, разводивших годами карликовых пуделей, я спросил, как достать щенка ньюфаундленда. Три четыре коротких звонка, и Яша записывает мне адрес. И вот мы с Натальей Вишневской поехали куда-то в Кузьминки, где у каких-то людей были месячные ньюфята, и я выбрал самую бойкую щениху, которая по головам своих братьев и сестёр разгуливала, как по паркету. Коцики ей маленький (пуделиный) ошейничек подарили. А в поезде до самого Парижа щениха ехала на столике: я один был в купе. Тогда поезда в Россию доживали последние месяцы, никто не ездил уже. Все летали.

…На Северном вокзале я протягиваю Лене клеёнчатую сумку, «вот, говорю, подарочек». Лена молнию сдвинула, а оттуда – чёрный нос. Назвали маленькую ньюфиху Нюшей..Теперь ей уже 12 лет, и она именуется Нюшка-старушка: по-человечески ей за девяносто, надо считать. [145]

.Так и живём с тех пор вот уже 20 лет… Так и повторяю, что «на старости лет повезло мне немыслимо». Ни с кем вместе так удивительно не жилось и не работалось, как с Леной.

Тогда же, в 1991 году, позвонил я Синявским, позвал в гости. Марья сперва одна приехала «на разведку», а на следующий раз они уже вдвоём. Мы теперь снова стали общаться не реже, чем раз в неделю. Благо пять километров – и вовсе ближнее соседство… Мы с Леной предприняли поездку на машине в Англию и Шотландию, опять «по следам Мармиона». Путевые заметки вошли в издание «Литпамятников», как приложение.

…Вечера стихов в России: народу мало, но как прежде хорошо слушают. На мой вечер в «Доме писателей» пришел Д. С. Лихачёв.

.Заходим с Леной днём в буфет. Половина – знакомые. Вот Юван Шесталов выскочил из-за столика, зовёт выпить, искренне обрадовался!

.В. С. Шефнер за столиком. Ест. Взгляд, неподвижный. Я не подхожу, смотрю метров так с десяти. Постарел Вадим Сергеевич. Посмотрел прямо и, не узнав, отвёл глаза.

…Когда я в другой раз приехал в Питер, то попал с лёгкой руки Ильи Штермлера на сборище «Пень-клуба». Собрались в «Доме творчества» в Комарове. Всюду начало развала. Дом тоже осыпается. Похоже, что город «симпровизированный императором Петром» (выражение Дж. Казановы), грозит вместе с пригородами уплыть в небытиё.

За столом со мной один раз оказались слишком благополучные в прошлом, а теперь очень по-советски ностальгирующие, ничего не забывшие, не понявшие и, главное, ничему не научившиеся, полуказённые «два розовых Саши» – редактор Рубашкин и критик Нинов. «О, Боже мой, какая скука!». Не выдержав плохого отопления, на второй день смылись в город первыми «Митьки», а потом и мы с Андреем Арьевым.

.В тот же мой приезд Белла Куркова показала по телевидению в своём цикле «Пятое колесо» мой рассказ о том самом издевательском «последнем номере «Правды», который мы с Ариком Вернером и Савиком Шустером соорудили в Италии ещё в начале 1980 года к московским олимпийским играм.

Сделали мы это в редакции и при поддержке сатирического римского журнала «Иль Мале» и напечатали там же немалым тиражом. Самое трудное, оказалось – найти в Италии бумагу такого дрянного качества, чтобы на советскую, «правдинскую» была похожа! В этой «Правде» 1980 года описывался, как вчера совершившийся факт, «добровольный выход России из состава СССР» (почти за десятилетие до всем известных событий). И ещё многое мы угадали. Но все эти угаданные сюжеты были такими веселыми только в нашей газете, а то, что на деле случилось – оказалось жуткой и печальной пародией на наши «пророческие» вымыслы. Развесёлую эту газету (с настоящей правдинской шапкой и шрифтами!) итальянцы раздавали в Москве на олимпийских играх 1980 года. А Шустер ещё и в Афганистане умудрился её пораздавать Ну, не знаю, пользовалось ли успехом моё выступление об этом по телевидению, но вот пироги, которые редактор питерского телевидения Белла Куркова спекла в тот вечер, были, безусловно, выдающиеся.

«Континент» кончился. Максимов отдал его в Москву Игорю Виноградову, новомирцу. Поскольку «Новый мир» постепенно становится церковным вестником, Боюсь что и «новый» «Континент» – тоже туда же. Их набожности не выдержал даже верующий Юра Кублановский, заведовавший в «Новом Мире» поэзией. Ушёл. И опять живёт в Париже.

.А вскоре – у Максимова рак почек. Хороним его на Сен-Женевьев де Буа… Там уже Галич. Некрасов тоже.

Уходят, уходят, уходят друзья,Одни в никуда, а другие.

Другие тоже в никуда.

Умер Эдик Штейн. У себя в Нью-Хейвене…

Из всех, кто принесён был той волной,Последним прихожу на край земной,И шумно обнажает пена днейСедое одиночество камней.

Bretagne, Pointe du Raz

.Вот фотографии в моём альбоме.