Алексей Смирнов - Козьма Прутков

«Когда я жил за границею, во мне вновь родилась потребность писать стихи. Второй перерыв в стихотворстве совпадает со временем болезни и смерти моей жены. Затем, в особенности с 1883 года, я начал писать сравнительно много. В 1884 году я вернулся в Россию, и все последние года мне писалось более, чем когда-нибудь в моей жизни. Мне казалось — и продолжает казаться до сих пор, — что у меня есть что сказать, и мне хочется высказываться. В этом настроении чувствуется желание наверстать потерянное время и сознание, что возможность писать может прекратиться со дня на день»[338].

Свой первый сборник Алексей Михайлович решился издать, когда ему было уже за семьдесят. По этому поводу он замечал: «Я охотно согласился на издание сочинений популярного Козьмы Пруткова, тем более, что не я один нахожусь за них в ответственности. А стихи за подписью моего имени… это — другое дело. Я никогда не был популярен. Отзывы обо мне появлялись в печати очень редко, и, может быть, по той, между прочими, причине, что я, не издавая собрания моих произведений, не подавал повода замолвить о них слово. Несколько последних лет я был в постоянной нерешительности. Мне все хотелось написать еще что-нибудь получше прежнего, и я не терял надежды, что это исполню. Теперь издаю полное собрание моих стихотворений, но не потому, что надежда моя исполнилась, а потому, что, наконец — пора! В мои лета откладывать исполнение чего-либо на будущее время — не приходится. Пора подвести итоги и представить обществу отчет в моей литературной деятельности, какова бы она ни была»[339].

Критики дружно причисляли А. М. Жемчужникова к представителям так называемой «идейной поэзии». «Идейность» ее, однако, состояла не в том, что поэт держался какой-то определенной идеологии как системы взглядов, а в том, что, будучи человеком порядочным, он исповедовал этические нормы, которых в реальной жизни с такой последовательностью мог придерживаться далеко не каждый. Его возмущало рабство крестьян в России, и он, преодолев сословный интерес, высказался за отмену крепостного права. А когда возникло ощущение того, что реформы мало что дали людям, ибо любая реформа — вещь административная, то есть внешняя по отношению к человеку, и успех ее или неудача определяются в том числе тем, насколько само общество готово к проведению преобразований; когда все это выяснилось, Жемчужников обратился к соотечественнику со словами:

Ох, засорен твой путь!И к нравственным победамТебе едва ль шагнутьОт спячки с пошлым бредом.Пришлось нам низко пасть.И пали-то с тех пор мы,Как подняла нас власть.Не вывезли реформы!Не вышло ничего.Все, не дозрев, пропало.Кругом — темно, мертво;Нет сил, нет идеала;И интерес один:Кармана да желудка.О русский гражданин!Ужель тебе не жутко?..[340]

В ту пору когда клоун Козьма Прутков важно похаживал между бесчисленными борцами, пародируя то официального реформиста, то консерватора, то радетеля за «народное дело», А. М. Жемчужников обратился к борцу за все русское — националисту:

                        …ты мыслью задалсяПатриархальные усилить в нас начала,Затем, что будто бы беда в России вся                         От либералов.

Ах, либералы! Вы теперь обреченыСудьбой суровой быть козлами отпущенья.Я — также либерал; но в чем мои вины?                         В чем прегрешенья?

Ужели ж мне нельзя, на самом склоне дней,Пред нашей стариной и прихвастнуть немножко,Что я уж не холоп, зовусь, мол, Алексей,                         А не Алешка?

Ужель врагом властей могу считаться яИ скромное мое писательство — опасно,Лишь только потому, что к ним любовь моя                         Не сладострастна?

Ужель погоревать не смеем о судьбе,Обрекшей нас на то, чтоб вечным быть ребенком,Которому принять заботу о себе                         Не по силенкам?..[341]

А в дни революции 1905 года прозвучало:

Опять известий ниоткуда;Просвета нет средь нашей тьмы…И сердце чует близость худа,Какого не знавали мы[342].

По счастью, негромкая лира Жемчужникова была настроена не только на «песни протеста» или предчувствие катастроф. Посмотрите, каким реалистичным письмом, простым до наивности, нарисована нечаянная «Дорожная встреча», похожая на старую гравюру:

Едет навстречу мне бором дремучим,В длинную гору, над самым оврагом,Всё по пескам, по глубоким, сыпучим, —Едет карета дорожная шагом.

Лес и дорога совсем потемнели;В воздухе смолкли вечерние звуки;Мрачно стоят неподвижные ели,Вдаль протянув свои ветви, как руки.

Лошади медленней тянут карету,И ямщики погонять уж устали;Слышу я — молятся: «Дай-то Бог к светуВыбраться в поле!..» Вдруг лошади стали.

Врезались разом колеса глубоко;Крик не поможет: не сдвинешь, хоть тресни!Всё приутихло… и вот, недалекоПтички послышалась звонкая песня…

Кто же в карете? Супруг ли сановныйРядом с своей пожилою супругой, —Спят, убаюканы качкою ровнойГибких рессор и подушки упругой?

Или сидит в ней чета молодая,Полная жизни, любви и надежды?Перед природою, сладко мечтая,Оба открыли и сердце, и вежды.

Пение птички им слушать отрадно, —Голос любви они внятно в нем слышат;Звезды, деревья и воздух прохладныйТихой и чистой поэзией дышат…

Стали меж тем ямщики собираться.Скучно им ехать песчаной дорогой,Да ночевать не в лесу же остаться…«С Богом! дружнее вытягивай! трогай!..»[343]

Как бы ни был разнообразен мир звуков, в том числе и извлекаемый человеком из инструментов музыки, с возрастом всего предпочтительнее становится естественное звучание природы: стук дождя, порывы ветра, гул прибоя. Алексей Жемчужников выразил это в следующих стихах: