Женевьева Табуи - 20 лет дипломатической борьбы

В 18 часов Даладье созывает заседание Совета министров.

– Стойте на своем, – говорит Боннэ своим друзьям Шотану, де Монзи, Кэю, Ла Шамбру, Маршандо, – это последняя возможность. Или конференция, или война!

Ужасное заседание Совета министров! Боннэ требует согласия на конференцию, настаивая, чтобы на нее была приглашена и Польша.

– Я протестую против этого нового отступления Франции! – говорит Альбер Сарро.

– Это новый Мюнхен, – заявляют Поль Рейно, Мандель и Кампинки.

– Но наш посол в Лондоне Корбэн настаивал, чтобы мы дали ответ немедленно, – повторяет Боннэ.

– Постойте, – кричит Даладье, – он, Корбэн, сказал вам это! А не прошло и часу, как я сам звонил ему и он мне сказал как раз обратное! Он мне сказал, что нечего торопиться!

Тревожное молчание. Даладье продолжает:

– Ведь это же маневр! Италия пытается вывести Германию из затруднительного положения. Она действует по поручению Гитлера, с тем, чтобы дать ему возможность, не прибегая к войне, добиться своих непосредственных требований.

– Да, но не ответить Риму немедленно – это значит ускорить трагедию, – бросает в ответ Боннэ.

– Хватит уж, Боннэ, – говорит Кампинки, – разве ты не видишь, что все это заранее подготовленная проделка, в которой двое пройдох – Гитлер и Муссолини – играют каждый свою роль: «Я угрожаю… ты предлагаешь… они испугаются… и ты потребуешь».

– И если мы пойдем в Рим на коленях, – восклицает Поль Рейно, – нам либо будет навязана война, либо мы обесчестим себя, не выиграв войны!

В конце концов Сарро зачитывает представителям печати следующее краткое коммюнике: «Франция выполнит свои обязательства».

Едва забрезжило утро 1 сентября, как на Кэ д’Орсэ прибывает следующая лаконичная телеграмма: «Немцы вторглись на территорию Польши».

Совет министров. Созыв обеих палат парламента. Всеобщая мобилизация. Вступление в войну в принципе решено, но Боннэ все еще ведет переговоры.

– Непоправимый переход от мира к войне, – восклицает он, – столь же печален и трагичен, как уход из жизни дорогого существа, даже когда вы знаете, что оно обречено!

В 6 часов вечера польский посол наносит Жоржу Боннэ визит, полный драматизма.

– Сейчас уже не место разговорам, господин министр, надо сражаться. Что делает ваша армия? Ваша авиация? Вы обещали нам эффективную и быструю помощь, а вместо этого вы тратили время на то, чтобы поощрять Гитлера, делая все необходимое, лишь бы создать у него уверенность, что он может напасть на нас, так как и на этот раз вы не будете выполнять своих обязательств. Хуже того, вы сделали все, чтобы помешать и Англии выполнить свои обязательства. Мысль о созыве конференции в Риме абсурдна. От этого выиграет только Германия, и вы это хорошо знаете. Ваши действия в настоящее время доказывают миру, что Франция не верна своему слову!

Боннэ поднялся, мертвенно-бледный:

– Я прощаю вам такие высказывания, господин посол, – сказал он, – потому что вашу страну постигло несчастье.

Лукасевич, все еще во власти гнева, не слышит.

Боннэ позвонил, служащий открыл дверь. Министр иностранных дел отпускает польского посла.

В Бурбонском дворце Даладье требует предоставления кредита в 90 миллиардов для проведения всеобщей мобилизации.

«Наступило время покончить с агрессивными и насильственными действиями. Если бы мы не выполнили своих обязательств и позволили Германии раздавить Польшу через несколько месяцев, а может быть через несколько недель, что сказали бы мы Франции, если бы снова пришлось подняться против агрессора?»

Однако какая-то неопределенность веет над дебатами.

Трусливые и запуганные, многие депутаты не понимают создавшейся обстановки! Обращение председателя Совета министров представляется как требование об увеличении военных кредитов. Оно подтверждает сомнения, еще существующие в умах депутатов, которые в кулуарах со скучающим видом говорят об «обязательствах по отношению к Польше».

В маленькой группе, где стоят Пьер Лаваль, Мистлер, Марсель Деа, можно слышать странные высказывания.

– Надо всегда помнить, что Гитлер не требует от нас Эльзас-Лотарингии, а следовательно? – говорит один из них и затем, переходя от одной группы к другой, добавляет: – Но, в конце концов, это – антиконституционный путь вступления в войну. По закону мы еще можем протестовать, поскольку от нас потребовали только голосования за увеличение кредитов.

Один из них, очень взволнованный, повторяет громким голосом, выделяющимся из всего этого гула разговоров спорящих между собой и пребывающих в нерешительности депутатов:

– Враг номер один – это большевизм, не забывайте об этом, не забывайте!

Поль-Бонкур восклицает:

– К счастью, эти господа не выражают подлинных чувств нации. Однако, – добавляет он, – такие, как они, увы, имеются в министерствах и в армии! Я вспоминаю подобное заседание 2 августа 1914 года; но тогда был такой подъем, такое горячее стремление защищать страну! Какая печальная разница!

Стоящий рядом с ним Жорж Мандель, сохраняющий полное самообладание, говорит бесстрастным тоном:

– Да… Война будет долгой… очень, очень долгой! Нельзя предугадать, сколько она продлится! Франция будет захвачена вплоть до Бидассоа, и все несчастья обрушатся на нашу бедную страну… но вы увидите, от катастрофы к катастрофе мы устремимся к окончательной победе!

Перед палатой депутатов прохожие молчаливо расхватывают последний номер «Пари суар», в котором сообщается о начале войны. Люди все еще не верят этому. Они скептически качают головами. Большинство заявляет с понимающим видом:

– Все это только игра, нужно делать вид, что придерживаешься ее правил, но все закончится до того, как произойдет что-либо действительно серьезное.

Журналисты, фотографы, любопытные постепенно покидают министерство на Кэ д’Орсэ. Они поспешно устремляются на улицу Сен-Доминик к военному министерству, где должна разыграться драма. Понемногу в министерстве иностранных дел воцаряется тишина – сначала во дворе, затем в вестибюле, в салонах и наконец – в кабинетах!

Как будто обессиленные и обесточенные, молчат телефоны.

Последний посетитель – германский поверенный в делах – пришел за своим паспортом.

Теперь на всех этажах могильная тишина, кажется, опускается на всю эту дипломатию, действия которой в течение двадцати лет создавали историю между двумя войнами, ныне уже отошедшую в прошлое! С этой самой минуты начинается Вторая мировая война.

Примечания

1

Довиль – приморское местечко во французском департаменте Кальвадос. – Здесь и далее примечания редактора.