Кржижановский - Владимир Петрович Карцев
Некоторые громко вздыхали, слушая эти кощунственные слова в храме чистой науки. Но Кржижановский умел завоевывать сердца — он увлекал истиной, конкретностью, мечтой. Он видел, что инерция академиков велика. Будут, конечно, противодействовать введению планирования научно-исследовательских работ. Будут ссылаться на высокую миссию науки. Свободный поиск. Непредсказуемость и непланируемость открытий.
Действительно, открытия запланировать невозможно, но определять наиболее целесообразные направления поиска можно и должно! Он хотел бы постепенно ввести академию в пятилетний ритм страны.
Он ясно осознавал, как много в его научном подходе, в его мировоззрении заложено Владимиром Ильичем. Он наизусть помнил, часто цитировал слова Ильича, обращенные к работникам науки:
— Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования». Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвления. Это во-1-х. Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет в его развитии, «самодвижении»…. изменении… В-4-х, вся человеческая практика должна войти в полное «определение» предмета и как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку. В-4-х, диалектическая логика учит, что «абстрактной истины нет, истина всегда конкретна»[51].
Он свято следовал этим ленинским заветам. Все его научное творчество было посвящено решению насущнейших задач страны, наука была для него прежде всего средством строительства социализма.
Академический устав требовал ежегодного представления отчетов каждого о сделанной работе. Он стал составлять отчет за первый год работы, 1930-й.
Статей — 22, в том числе в «Правде», «Известиях», «Экономической жизни» — о пятилетием плане, о проблемах планирования. Брошюр и книг выпущено три: о построении социализма, о проблемах построения генерального плана.
За год сделано 22 доклада: о Ленине, о хозяйственном строительстве, о текущем моменте, о темпах пятилетки, о генплане.
Является ли то, что он делает, научной работой? Да, является. Это научное строительство жизни.
Он стремился и свою жизнь строить по науке, вкусить от радостей творчества, семьи, дружбы. Они были достаточно пожилыми, чтобы заводить новых друзей. Оставались в основном старые — Крупская, Ленгник, Ольминский, Кон, Красиков, Лепешинский. Самой близкой оставалась Надежда Константиновна. Ей было за шестьдесят, она много работала, на все не хватало времени. Зинаида Павловна ее бесконечно любила.
Однажды, критически осмотрев далеко не новое платье Надежды Константиновны, Зинаида предложила ей:
— Надюша, надо бы тебе новое платье сшить, это лоснится.
— Зиночка, не могу я по-магазинам ездить, — ответила Надежда Константиновна и тут же со смехом вспомнила, как однажды пошла в магазин (в ГУМ) новую шляпу купить — так все продавцы и вся публика сбежались. Ей покупала теперь Мария Ильинична, Медвежонок по самарской кличке, за глаза.
Часто они отдыхали вместе в Архангельском. В 1933 году поехали в разные места — Надежда Константиновна, как всегда, в Архангельское, Кржижановские — в Крым.
В Мухолатке можно было отвлечься от суеты, подумать о важном. Самым важным оказывалась их жизнь в этом мире, и покой был составляющей счастья. Глеб Максимилианович остро почувствовал, как прекрасна природа и как много времени можно посвятить ее созерцанию — всю жизнь! Есть такие счастливцы. Счастливцы? Может ли созерцание, наблюдение составить полное счастье жизни? Может быть. Его характер, его представления о научном строительстве требовали действия, вторжения, активности. Он мог понимать созерцание только как одну из составляющих счастья, может быть, необходимую.
Они послали Надежде Константиновне письмо, полное новых неожиданных открытий таинств природы. Скоро пришел ответ.
«Дорогая Зина, спасибо за письмишко. Это замечательно, что вы так хорошо отдыхаете. Тут дождь и вообще мерзопакость порядочная. Работается плохо что-то. 2-го переезжаю в город, даже м. б. 1-го. С первого тут пустыня аравийская… Сговорились, было, что я буду заведовать библиотечным сектором, но тотчас же провели положение совсем несуразное — теперь в библиотеках будут брать залоги за каждую книжку. Это смешной бюрократизм. Надо 10 чел. бухгалтеров при каждой библиотеке заводить… Не знаю, что день грядущий мне сулит. Ну, посмотрим… Вот и вы. Новой публики не прибывает, старая разъезжается… Ну, бывайте здоровы. Шлю горячие приветы и жму лапы.
Н. Крупская 30/VIII. 33 г.».
Кржижановский многое успел сделать в академии и прежде всего помог ей выйти из состояния замкнутости, рассыпного строя, самотека, слить ее задачи с задачами страны. Он способствовал переводу академии в ведение СНК СССР, переводу ее учреждений и Президиума в Москву, принятию нового устава, основал Отделение технических наук, ввел ежегодное планирование работ. И еще: его усилиями в 1931 году был создан Энергетический институт Академии наук СССР, директором которого он стал.
В системе академии появились и другие институты технического профиля. *
Работа в качестве вице-президента отнимала массу времени и сил. За 1937 год ему удалось опубликовать всего пять статей. Это его не расстраивало. Его личные статьи были малой частью того, что он делал в академии. Последняя взяла на себя выполнение десяти важнейших народнохозяйственных тем. Работал Совет по изучению производительных сил — СОПС. Казалось уже немыслимым решать без академии стратегические вопросы развития страны. Это была и его заслуга. Он развернул работы и в Энергетическом институте. Сначала, до переезда в Москву, институт помещался в здании Биржи на стрелке Васильевского острова, в Москве было лишь его небольшое отделение. После перевода центральных учреждений академии в Москву институт обосновался прямо против особняка Президиума в Нескучном саду — на Большой Калужской улице. Два кабинета Кржижановского, таким образом, сильно приблизились друг к другу.
Институт создавал фундаментальный труд «Основы электроэнергетики СССР». Решались проблемы энергетики в третьей пятилетке, вопросы газификации и теплофикации, изучения энергетических ресурсов.
Идеи ЭНИНа о развитии энергетики в третьей пятилетке не получали, однако, поддержки высокого руководства. С декабря 1930 года Председателем Совнаркома стал Молотов. Он же был назначен Председателем Совета Труда и Обороны.
В третьем пятилетием плане, составленном под руководством Молотова, была фраза, которую все энергетики восприняли с болью и тревогой:
«…В строительстве тепловых электростанций перейти к небольшим и средним электростанциям в 25 тыс. квт и ниже».
Это решение, направленное на деконцентрацию, объективно отбрасывало советскую энергетику на несколько лет назад. Энергетики единодушно называли такую установку «гнилой».
Кржижановский был категорически против такого резкого поворота в политике строительства электростанций, отбрасывающего страну назад. Как можно перейти к небольшим и средним электростанциям в 25 тыс. квт и ниже в то время, когда электросиловцы уже «закрутили» крупнейший в мире турбогенератор в 100 тысяч киловатт? Может быть, это решение продиктовано высшими, неясными даже ему интересами? Он заставлял себя думать, что это решение объясняется капиталистическим окружением, бушующим вокруг острова социализма военным психозом. Но
