Виктор Петелин - Фельдмаршал Румянцев

Многие, оставляя пахотные и другие земли, бродят с места на место и, чтоб удобнее провождать жизнь праздную и распутную, остаются навсегда без грунтов, под именем подсоседков, работая лениво за корм и напой вином. Вот и давайте порассуждаем, каким способом исправить сии пороки, общенародному делу вредящие.

Завадовский влюбленно смотрел на графа Румянцева, увлекшегося своими мыслями и так точно и глубоко рассуждавшего о пользе государственной.

– Или вот взять чиновников… Откуда берется в них такая спесь, стремление раздавить любого зависимого от них человека? По статьям гетмана Богдана Хмельницкого войсковым чиновникам уравнено было жалованье денежное, а некоторым и мельницы на содержание определены были. Но после, имея великие маетности* и управляя оными по своему произволению, одни беспредельно обогащаются, другие еле-еле концы с концами сводят, а третьи вовсе ничего не имеют… Откуда прямо родятся лихоимство и насилие над подчиненными, о которых чуть ли не во всех наказах говорится…

– Ваше сиятельство! Устарело разделение Малой России на полки, во главе которых полковники, сотники, полковая и сотенная старшина. Особенно в городах много таких жителей, которые к военной организации казачества не имеют никакого отношения. И воинская дисциплина только сковывает развитие торговли, промыслов, просвещения и других направлений человеческой деятельности.

– Да, я сам уже над этим думал… Нелишне всерьез об этом помыслить, каким образом именовать части, Малую Россию составляющие, и какими им быть. Ибо вы правы, Петр Васильевич, под именем полков заключаются все и всякого звания люди. Отсюда происходит множество нарушений законных прав, отсюда и жалобы на произвол местной администрации. – Румянцев встал, заходил по кабинету. – Ну а что ж мы никак не подойдем к наказам казачества, в былые времена славного и храброго? А ныне из семидесяти двух тысяч записанных казаков едва половина окажется годных к воинской службе. И здесь вышло много упущений…

– В наше время положение казаков резко изменилось, ваше сиятельство, они стали чем-то средним между шляхетством и мещанством, вот и переходят то в одно сословие, то в другое, то совсем спиваются…

Румянцеву был по душе этот разговор с умным и талантливым администратором, которого он выделял вместе с Александром Безбородко.

– Вольности и права, утвержденные высочайшими грамотами, у казачества есть, но не все сумели ими воспользоваться. Одни вышли в старшины, стали обогащаться, а другие утратили свои грунты и оказались лишенными своих прав, – размышлял Румянцев.

– В казацких наказах, ваше сиятельство, тоже говорится об этом процессе расслоения казачества. Но при этом снова указывается первопричина нарушения жалованных казачьих прав. Наряжали их на работы, брали подводы и лошадей под царских гонцов, и вот поэтому некоторые из них разорялись, не успевали обработать свои грунты, а значит, оставались без снаряжения казацкого, необходимого для несения обязательной воинской службы. И главным образом они и просят ее императорское величество подтвердить прежние казачьи привилегии и вольности: чтоб они по-прежнему имели избрание вольными голосами меж себя старшин… Жалуются и на то, что нет почти никакой многотрудной государевой работы, где бы малороссийские казаки употреблены не были. Более десяти лет они делают засеки по границе с Польшей, строят редуты, расчищают в лесных местах дороги, мостят многие болотистые и низкие места, а материалы возят на собственных лошадях.

– Как же так? – рассердился Румянцев. – Ведь повелено было для сих работ высылать и мужиков.

– В скором времени, ваше сиятельство, мужики были уволены от того, а остались на этих работах одни казаки.

– Так нельзя! Это непорядок…

– А кроме того, жалуются казаки, что вот уже несколько лет посылают их на Дон строить крепости. Вот почему они приходят час от часу в крайнее оскудение и оплошность. К тому же во многих наказах говорится о страшном деспотизме выборного начальства.

– Вот-вот, сначала требуют вольными голосами выбирать себе начальство и тут же жалуются на притеснение от него… – горестно произнес Румянцев. – Да, к власти многие стремятся лишь для того, чтобы потешить свое корыстолюбие. Нет, с самоуправством старшин нужно нам всем бороться…

– Некоторые полковники и сотники иных казаков в свои партикулярные работы употребляют, и те несут двойную службу с великим отягощением. Вот почему многие казаки, оставя владельцам свои грунты поневоле, порасходились в подсоседки за рубеж и в иные места.

– Да, положение казачества стало незавидным. А ведь какие были времена и какие громкие казачьи имена выдвигала история… Тут явный разлад между привилегиями и их настоящим положением. Нищета, если уж рублевый оклад не могут выплатить. Грубая сила старшин, корыстолюбие их.

– Ваше сиятельство, в некоторых наказах говорится, что первый недостаток в Малой России что не имеется гетмана. Того ради просят казаки у ее императорского величества, дабы повелено было избрать гетмана вольными голосами.

– Нет, этому не бывать! – твердо сказал Румянцев, хорошо зная, что на это избрание никогда не пойдет Екатерина II. – Как не бывать уже тому казачеству, которое было сто лет тому назад. Самостоятельному военному братству, видно, приходит конец. Казачество становится частью государственного организма, который нуждается в строгой, единой организации. Выборные гетманы только мешать будут процветанию этого края. Да и весь уклад казачий, с его привилегиями и вольностями, наполовину шляхетский, наполовину крестьянский, с его бедностью и нищетой даже, но требованием содержать их в чести дворянской, напоминанием великих заслуг, оказанных их предками русскому престолу и государству, почитаю устаревшим и мешающим ходу новой русской истории. Главное сейчас – это единство всех частей нашего государства. Надо утвердить наш авторитет в Европе, выйти к Черному морю, вернуть наши дедовские земли, о чем так мечтал Петр Великий. Его Прутский поход для всех нас – великая наука.

Но вскоре внутренние заботы отошли на второй план. И до Глухова стали доходить тревожные вести из Польши, Турции, Франции… Зашевелилась вся Европа, недовольная ростом могущества России. Петр Великий заставил было считаться с собой. Но почему-то чаще вспоминали неудачный Прутский поход, а не выгодный для России Ништадтский мирный договор. Но и это все было в прошлом.

Все началось в 1764 году, когда на польский престол был избран, вопреки желанию Парижа, Вены и Дрездена, Станислав Понятовский, бывший фаворит Екатерины II. Казалось бы, он словно создан для престола: острый ум, обширное образование, прекрасная внешность, ораторские способности, обходительность и другие замечательные качества. Но он, на свою беду, обладал малодушием и слабым характером. Вот и вертели им, как ветер флюгером.