Федор Раззаков - Леонид Филатов: голгофа русского интеллигента

Г. Штюрманн из «Генераль анцайгер»: «Любимову ведь еще раньше, в СССР, ставили в упрек „осквернение“ классики. Потом режиссер перебрался на Запад, где он не должен был уже встретить таких упреков, характерных для „восточной“ точки зрения. Однако, с другой стороны, естественно, что его работа и здесь встречает критику. Пусть и иного рода. Но зато какое произведение получится и с каким смыслом – все равно ведь отвечать приходится…»

Далее автор статьи А. Хенкин внес в материал свои собственные умозаключения: «Поговорил я и со здешними театральными деятелями. Иссяк, выдохся, говорят, Любимов… И тяжело очень с ним. Чайковский, видите ли, его не устраивает. Он Пушкина хочет интерпретировать, но без Чайковского. А в итоге пытался придать опере какой-то коварный смысл. Если у него счеты с Советской властью, то сцена Боннской оперы – неподходящее место сводить их.

На скандальный провал постановки в Бонне Любимов реагировал… вторым скандалом, который он устроил уже дирекции Боннской оперы, обвинив ее в срыве. Ему не дали якобы довести свой замысел до конца. И персонал оперы не справился, а особенно некомпетентные рабочие сцены. И он, Любимов, не будет отвечать за эту постановку…

Ж.К.Рибер, шеф Боннской оперы, однако, заявил прессе, что, пока репетировали, Любимов ни единым словом ни на что не жаловался. Хотя Любимов и поставил задачи технически неосуществимые, но дирекция надеялась на его опыт – на то, что он найдет все же нечто реальное. Никто еще не создавал Боннской опере столько проблем, сколько Любимов. И это при лучших условиях работы, чем они обычно создают другим. В целом поведение Любимова Рибер назвал «бесчестным». Довести спектакль до премьеры, чтобы в последний момент отказаться от того, что сам сотворил…

В дирекции Боннской оперы клянут теперь Любимова. Но разве не знали эти опытные и искушенные деятели, на что идут? Им отлично было известно, что оперную классику Любимов не раз уже «потрошил» на Западе, до неузнаваемости перекраивая под модерн. Однако же польстились на его скандальную известность: у него ведь здесь уже «имя» по части разрушения литературной и театральной классики. А осквернение классики-то нигде, оказывается, даром не проходит».

Эта статья ясно указывала на два факта: что заграничная жизнь Любимова далека от идиллии и что в кремлевском руководстве по-прежнему сильны недоброжелатели режиссера. Однако обе эти неприятности Любимов вскоре преодолеет. Сначала он сделает первый шаг: в августе примет израильское гражданство, о чем немедленно сообщит своим читателям все та же «Литературная газета». Заметка называлась «Из Сезуана… в Тель-Авив». В ней сообщалось следующее:

«Краткое, в две строчки сообщение в итальянской газете „Унита“ ставило в известность всех заинтересованных лиц, что режиссер Юрий Любимов в поисках свободы самовыражения прибыл в Тель-Авив, принял израильское гражданство и готовит там к постановке спектакль по роману Ф. М. Достоевского „Преступление и наказание“.

Если вспомнить все перипетии его жизни за последние годы, то окажется, что «Точка над i» – так называлась опубликованная когда-то в «Литературной газете» статья – поставлена теперь окончательно. А слухи о горячем желании Юрия Любимова вернуться на родину оказались сильно преувеличенными. Аминь!»

Но рано начал радоваться автор заметки, таинственный М.К., поскольку с каждым днем количество недоброжелателей Любимова и ему подобных в высшем советском руководстве сокращалось, а число его сторонников, наоборот, росло. А после того как он принял израильское гражданство, эта тенденция только усилилась: ведь явные и тайные сыны этого государства всегда составляли большинство либеральной интеллигенции СССР. И если раньше Любимов был для них близким по духу человеком, то теперь стал и вовсе родным. Поэтому у актеров «Таганки» даже после столь мощного залпа по их Учителю не ослабевала надежда на благополучный исход сражения за его возвращение на родину.

Филатов тоже надеялся на это, считая, что все нападки на Любимова в советской прессе дело рук его недоброжелателей, которых еще хватало во власти. Но как только «горбачевцы» их одолеют, так сразу будет создана почва для возвращения Любимова на родину. Ни Филатов, ни другие либералы тогда и помыслить не могли, что пройдет всего-то ничего, каких-то четыре года, и волна истории сметет «горбачевцев», приведя к власти новых геростратов.

Кстати, именно в те летние дни 87-го на экранах страны демонстрировался новый фильм Сергея Бондарчука «Борис Годунов», где именно эта тема – судьба вышедшего в тираж правителя – и выдвигалась на авансцену сюжета. Как заявил в одном из своих тогдашних интервью сам режиссер-постановщик картины: «Трагедия Годунова – крах правителя, от которого народ отвернулся». Именно поэтому либеральная интеллигенция встретила этот фильм в штыки. Если любимовская версия бессмертного произведения А. Пушкина, поставленная в Театре на Таганке пять лет назад и где народ изображался как молчаливая и раболепствующая толпа, ею всячески превозносилась, то версия Бондарчука была подвергнута массированной атаке со страниц многих либеральных изданий. Как же: Бондарчук имел смелость прочитать пушкинскую пьесу иначе, чем хотелось либералам. Более того, режиссер не собирался этого скрывать, публично раскрыв свой замысел в одном из интервью: «Авторскую ремарку „Народ безмолвствует“ я расшифровал как акт пробуждения совести в народе. Народ безмолвствует, когда ему приказывают славить Самозванца…» И далее в своем интервью Бондарчук бросает камень в «огород» вольных интерпретаторов Пушкина, вроде того же Юрия Любимова: «Можно читать Пушкина хуже или лучше – это уже как кому дано. Но убежден, что нельзя читать его „вольно“ – надо верно».

Либеральная пресса не могла простить Бондарчуку подобной смелости. Минул год с того момента, как на V съезде кинематографистов СССР Бондарчук был отлучен от командных должностей в кино, однако выбросить его за борт советской кинематографии не удалось. Поэтому весной—летом 87-го, когда на экранах страны демонстрировался «Борис Годунов», была предпринята очередная попытка «разобраться» с мастером. Например, в журнале «Советский экран» была помещена большая (на полторы полосы) статья критика Бориса Любимова (в этом совпадении фамилий критика и шефа «Таганки» можно найти своеобразную усмешку истории) о фильме «Борис Годунов» под названием «Исторические иллюстрации». Процитирую лишь некоторые из определений критика, которые он дал этой картине и ее постановщику:

«Режиссер увидел и понял драму истории как зрелище…

Иногда возникает ощущение, будто смотришь диапозитивы, столь степенен ритм фильма, даже в сценах сражения…