М. Загребельный - Эдуард Багрицкий

«Будучи курсантом военно-политических курсов при 41-й стрелковой дивизии, я познакомился с Юрием Олешей, с поэтами Шенгели и Багрицким, которые в светлые и добрые руки взяли мое сердце и показали ему дорогу в лазурное небо поэзии, – расскажет в автобиографии Владимир Сосюра. – Когда я в кружке поэтов впервые читал свои стихи, в которых были такие слова, как «хлопцы», «девчата», «половники», и спросил: «Я поэт?» – юноша с орлиными глазами и соколиным профилем отозвался с подоконника: «Да, поэт, украинский поэт».

То был Эдуард Багрицкий.

Я стал украинским поэтом. Потом, после гражданской войны, в Харькове я познакомился с поэтами Куликом, Блакитным и другими, но встречи с Шенгели, Багрицким и Олешей навсегда запечатлелись в моем сердце. Багрицкий говорил: «Надо развить свой художественный вкус», – а лозунгом Юрия Олеши было: «Слово должно светиться».

Багрицкий первый познакомил меня со стихами Василя Чумака. До него я, конечно, уже читал и беспредельно любил стихи великих Шевченко, Франко, Лесю Украинку и Олеся…»

В 1930 году Багрицкий переведет стихотворение Сосюры.

І пішов я тоді до Петлюри,бо у мене штанів не було.Скільки нас отаких біля мурівод червоної кулі лягло!

И пошел я тогда до Петлюры,Потому без штанов я ходил.Сколько нас, погибающих сдуру,Комиссарский наган находил!..

В мае 1920 года в Одессе жил большевик и один из корифеев поэтической школы акмеизма Владимир Нарбут (1888–1938). Он создал и возглавил ЮгРОСТА (Южное отделение Всеукраинского бюро Российского телеграфного агентства). Нарбут славился колоритностью личности. Возможно, образ Воланда Булгаков представлял в его лице. Брат Нарбута Георгий был известным художником из объединения «Мир искусства». Его считают основоположником украинской советской графики. По его рисунку при гетмане Скоропадском была выпущена купюра в пятьдесят карбованцев.

Багрицкий высоко ставил творчество В. Нарбута. Девизом Нарбута, его поэтическим кредо было: «Бодлер и Гоголь, Гоголь и Бодлер. Не так ли?» И еще: «Мы и не акмеисты, пожалуй, а натуралисто-реалисты». Нарбут называл себя виеведом, «принимая Вий за единицу настоящей земной, земляной жизни».

В литературной секции ЮгРОСТА, позднее Одукроста (одесское отделение бюро РОСТА), Нарбут произвел своего рода реформу. Он привлек Бабеля, Багрицкого, Ильфа, Катаева, Кольцова, Олешу, Славина, Шишову, художника Ефимова, буквально сохранил «Коллектив поэтов», дал им возможность заработать на жизнь. В Одессе Нарбут основал новые литературно-художественные журналы – «Лаву», сатирический – «Облаву». Наряду со стихами, посвященными «злобе» дня, звучит Нарбут-акмеист. В 1920-м он выпустил книгу «Плоть».

В 1919 году Багрицкий, Катаев, Олеша уже приобрели опыт БУПе – Бюро украинской печати. Май 1920 года не располагал к сантиментам. Пилсудчики и петлюровцы заняли Киев. В Крыму, Таврии окопались белогвардейцы. Первые шаги Багрицкого на новом поприще были памятными. Сначала его назначили стихотворным фельетонистом стенной газеты. Придя в редакцию, прежде всего он деловито осмотрелся и потянул носом, отчего двум напомаженным и напудренным машинисткам сделалось дурно. Они не знали, что перед ними не солдафон. Просто больные астмой реагируют на любые запахи. Затем Багрицкий общительно подмигнул секретарю. Секретарь, крайне вежливый молодой человек, скрывался на госслужбе от мобилизации на польский фронт, поэтому он стушевался от проникающего до глубины его штатской души взгляда грозного ветерана Багрицкого. Тот же, скрутив огромную папиросу из секретарского же табака, зловеще констатировал: «Короста – болезнь накожная, а югароста – настенная».

После чего стараниями перепуганных секретаря и подчиненных ему машинисток Багрицкого немедленно перевели в отдел изобразительной агитации. Югаростовец Багрицкий рисовал нехитрые плакаты и снабжал их подписями в том же стиле. Например, на первом плакате – враг-золотопогонник с лопатой в руках: «Копаю яму для Советов, и ты, мой злейший враг, идешь». На втором – красноармеец в буденновке бросается в атаку: «Ты не увидишь больше света и сам в ту яму попадешь!» Багрицкий поддерживал дух освобожденных большевиками гимназисток, дам и иных боевых подруг: «Была ты жалкою рабою, / И все глумились над тобою: / Буржуи и капиталисты. / Но вот явились коммунисты. / Работница! Возьмемся дружно. / Нам всем теперь работать нужно! / И ты должна принять участье / В строительстве Советской власти». Доставалось от него по первое число и буржуям: «Буржуазия ласкала пролетария всегда. Миловала, целовала, на деревьях ве-ша-ла».

Сохранились автобиографические заметки Багрицкого: «Понимать стихи меня научила РОСТА. Моя повседневная работа – писание стихов и плакатов, частушек для стенгазет и устгазет – была только обязанностью, только способом добывания хлеба. Вечерами я писал о чем угодно, о Фландрии, о ландскнехтах, о Летучем Голландце, тогда я искал сложных исторических аналогий, забывая о том, что было вокруг. Я еще не понимал прелести использования собственной биографии. Гомерические образы, вычитанные из книг, окружили меня. Я еще не был во времени – я только служил ему. Я боялся слов, созданных современностью, они казались мне чуждыми поэтическому лексикону – они звучали фальшиво и ненужно. Потом я почувствовал провал – очень уж мое творчество отъединилось от времени. Два или три года я не писал совсем. Я был культурником, лектором, газетчиком – всем чем угодно – лишь бы услышать голос времени и по мере сил вогнать в свои стихи. Я понял, что вся мировая литература ничто в сравнении с биографией свидетеля и участника революции».

Тая Лишина. Пэон Четвертый. Сестры Суок. 1920

Югростовский паек был более чем скромен. В голодное лето 1920 года выручали верная подруга «Коллектива поэтов» Тая Лишина и «Эдины штучки». Накануне «дела» собирались на военный совет дома у Таи. Лишина помогала знакомым в Аркадии окучивать картошку и поливать красненькие – помидоры по-одесски. Аркадия напоминала руины римских вилл, Боргезе или Конти. Сухой плющ обвивал колонны с надбитой штукатуркой. Ее оббивали в поиске дерева – на дрова. Аркадия до революции славилась не только своим великолепным естественным пляжем и даже не оборудованной на заграничный манер водолечебницей, а прежде всего дорогим рестораном над морем с летней эстрадой, где выступали международные кафешантанные звезды. В Аркадии, как и во всех одесских пригородах, каждый клочок земли был занят в 1920 году под огород. Там, где раньше были дачи со стеклянными шарами на цветочных клумбах, теперь пробивалась чахлая зелень моркови и низко стелилась картофельная ботва. Одесситы неумело возделывали землю, и она приносила им тощие плоды. Тае в благодарность за помощь разрешали собрать для себя часть небогатого урожая.