Дмитрий Быков - Статьи из еженедельника «Профиль»

Не страну надо спасать, не империю, а народ. Я много езжу. Я вижу, что делают с людьми. Я читал в Омске, при сорокаградусном морозе, я видел этих людей — у нас нет более ценного достояния, чем народ. Вся наша нефть перед этим — тьфу! Народ — наш единственный ресурс, наша гордость, наша сокровище; и если для его спасения нужен полный обвал этого государства — пусть!

[Дмитрий Быков:]

— Говоря о диктатуре, вы имеете в виду диктатуру закона или конкретного лица?

[Сергей Юрский:]

— Хоть бы и конкретного — нескольких конкретных лиц, ведающих, что творят. Я практически никакой власти не боюсь, кроме фашистской. Чтобы противостоять нацизму, хороши все средства. Даже коммунистов я готов терпеть. А что такое коммунисты, чем они так уж страшны? Вот я наблюдаю за Литвой: там Бразаускас, он коммунист. И что такого? Я при коммунистах шестьдесят лет прожил, и ничего, не растаял… Сталинизм все равно уже никогда не повторится, это аксиома, история таких петель не делает. А коммунисты? — да Бог с ними, ишь испугали, видали мы коммунистов…

[Дмитрий Быков:]

— Ну ладно, вернемся к более радостным материям. В Театре имени Моссовета вы останетесь?

[Сергей Юрский:]

— Я бы и рад, но у меня ощущение, что я им не нужен. Что они обойдутся без меня. Я играю сейчас в трех театрах — «Школе современной пьесы», в «Моссовете» и во МХАТе. Во МХАТе чеховском продолжает идти наша семейная, так сказать, постановка — «После репетиции» Бергмана — и «Женитьба». «Женитьбой» я, правду сказать, недоволен. Как и театром в целом.

[Дмитрий Быков:]

— Но ведь Даша Юрская там сейчас из самых заметных молодых актрис?

[Сергей Юрский:]

— Даша занята во многих спектаклях и в отличных ролях — в «Тартюфе», в «Ундине»… была бы занята, я хочу сказать. Но театр не работает. И потому не вызывает у меня ничего, кроме раздражения. Я не хочу ругать Олега Николаевича Ефремова, потому что не в моих правилах ругаться заглазно. Но театр, в год своего юбилея закрывшийся в марте, опять закрывшийся сейчас… Театр загнивающий, не играющий, не ставящий, театр, который и свое столетие наверняка не встретит достойно… Это проказа какая-то.

[Дмитрий Быков:]

— Хочу спросить уже не как интервьюер, но как поклонник: Даша вышла замуж?

[Сергей Юрский:]

— О, уже три года назад. За одноклассника. Сейчас он в армии, в Театре Армии проходит службу. Но он не актер, а художник, компьютерный график.

[Дмитрий Быков:]

— Скажите, нет ли у вас вообще разочарования в актерской профессии? Вы столько сочинили и поставили — и наверняка сделали бы больше, хотя бы и как чтец, если бы не были заняты в театре. Зачем вам это сейчас, когда вы столько всего можете помимо?

[Сергей Юрский:]

— Вообще, после сорока лет на сцене можно было бы угомониться. Я иногда себе это говорю, но ничего не сделаешь — азарт остается. Только что мне позвонил Петер Штайн и предложил в своем «Гамлете» крошечную роль Первого актера. И я согласился.

[Дмитрий Быков:]

— Вот и Козаков не удержался — ему предложили Тень отца Гамлета…

[Сергей Юрский:]

— Вот не знал, что Миша там будет! Отлично… Жаль, что у нас не будет ни одной сцены вместе, надо бы что-нибудь придумать… Я, конечно, не смогу играть у Штайна ежедневно, как он задумал. Будет три состава, все ведь заняты еще где-то, и сам я почти ежедневно играю… Но отказаться от хорошей роли у хорошего режиссера до сих пор не могу. Так что, надо полагать, профессия выбрана правильно.

№ 31(103), 31 августа 1998 года

Лучше по-хорошему хлопайте в ладоши вы

Если бы режиссер метил в президенты, лучшего рекламного ролика и придумать невозможно. Правда, знающие люди утверждают обратное: Михалков специально дразнил публику возможным президентством, чтобы получше продать фильм.

На шестидесятилетии кинодраматурга Рустама Ибрагимбекова в Доме кино актерская гильдия Союза кинематографистов, нарядившись в кепки-аэродромы, спела ему на азербайджанский народный мотив: «И Михалков, похоже, имеет шансы тоже: стать президентом может он на своем веку. И сказка станет былью — лишь надо, чтоб любили его у вас в России, как мы тебя в Баку».

Это проблематично. Участие Никиты Сергеевича в «Золотом витязе», ультрапатриотическом фестивале славянского кинематографа, и утверждение, что клан Михалковых процветает при всех властях, потому что Волга тоже течет при любых режимах, явно не добавили ему очарования, а крайняя самоуверенность, с которой он взялся устанавливать в Союзе кинематографистов свои порядки и насаждать свои креатуры, ужаснула сторонних наблюдателей.

И тем не менее после «Цирюльника» любой гражданин России, если ему хоть сколько-нибудь дороги демократия, здравый смысл и национальная гордость, должен по идее проголосовать за Михалкова-президента.

Три этапа, три составные части

Трагедия нашей критики в том, что она упорно считает Михалкова глупее себя. Между тем не самые глупые люди вроде режиссеров Копполы и Скорсезе, продюсера Сейду и актера Харриса дарят его своей дружбой (если читателя не убедят отечественные Павел Финн, Рустам Ибрагимбеков, Павел Лебешев и Александр Адабашьян).

Многие режиссеры полагают, что в умении «разводить мизансцены» и работать с актером у Михалкова в мире соперников немного. Кино не литература, в нем есть вещи очевидные, о профессиональных критериях не поспоришь. Михалков на протяжении своей карьеры заметно эволюционировал, и «Цирюльника» следует рассматривать именно исходя из логики этой эволюции.

В творчестве Михалкова доселе были различимы два этапа. На первом он, собрав команду, с половиной которой был дружен еще в студенчестве, снял пять превосходных картин. Костяк команды составляли артист Юрий Богатырев, сценарист и художник Александр Адабашьян, оператор Павел Лебешев.

Богатырев умер, с остальными Михалков на время разошелся, переживая естественный «кризис среднего возраста». Последней работой этого коллектива стала отчетливо переломная «Родня» (1982), в которой сквозь спасительный фарс проглядывал ужас перед беспочвенностью, утратой корня, перед полной иллюзорностью таких понятий, как «народ» и «традиция».

Михалкова всегда отличали домашность, любовь к здоровым, позитивным ценностям, в его доме царил культ семьи. Именно по этим ценностям больнее всего ударила недавняя российская история, и неизвестно, что им больше повредило — долгий период загнивания страны или последовавшая за ним реформация.

Реформы свелись к тому, что на поверхность повылезали всякого рода подпольные типы, понимавшие свободу как отказ от любых ценностей, и с ними Михалкову было явно не по пути. Он демонстративно занял аутсайдерскую позицию, попытался на революционном Пятом съезде кинематографистов (1986) защитить Бондарчука, ушел освистанный и с тех пор коллег не жалует.