Е. Горбунова - Александр Корнейчук
Именно эта целеустремленность в будущее побудила его, простого шахтера, объявить войну директору шахты «Звезда», своему зятю Павлу Кругляку, помогла выиграть эту войну.
Конфликт Макара и Павла, стянувший в тугой узел всех остальных персонажей, выходил, в сущности, за пределы конкретных производственных неурядиц, выявляя их нравственно-этическую подоплеку. В противоречие вступали несовпадающие понятия о жизни, а не «плохой» директор и «хороший» рабочий. На этой основе развертывалась внутренняя коллизия характеров. Борьба Макара против сложившихся методов руководства на шахте была, вместе с тем, борьбой за моральное «оздоровление» ее руководителя, за создание сплоченного коллектива, идущего к общей цели. Поэтому Павел Кругляк, с которым воевал Макар Дубрава, задуман как фигура по-своему сложная, не ординарная, как человек, за которого имело смысл драться.
У Кругляка были серьезные заслуги перед обществом, он хорошо воевал и хорошо начинал свой трудовой путь. Но то, чем он довольствовался, сегодня уже не отвечало требованиям времени. Понять это Павлу, окрыленному быстрыми успехами, человеку самонадеянному, зараженному своего рода административной фанаберией, было трудно, мучительно трудно. Потому поражение в конфликте с Макаром становилось одновременно и началом его духовного возрождения. Такой подход к сложному переплетению общественных и личных отношений позволил драматургу углубить психологическую характеристику персонажей. Это видно не только на примере Кругляка, но и Макара Дубравы, тоже переживающего глубоко затаенную личную драму: его старший сын Петр, партизанивший в пору фашистской оккупации, пропал без вести при обстоятельствах, не вполне выясненных. Тем более понятными становились переживания старого шахтера, надеявшегося в зяте обрести второго сына. Сцена, в которой Макар Дубрава находил останки Петра, замученного фашистами, написана сдержанно, с высоким художественным мастерством. Недаром именно эта сцена, сыгранная выдающимися актерами А. Бучмой и М. Державиным как подлинно трагическая, принесла им заслуженную славу.
Не все написанное Корнейчуком в послевоенные годы оказалось равноценным в идейном и художественном отношении. Да это и понятно. Развитие таланта редко протекает гладко, без спадов и неудач. Творческий поиск неизбежно сопряжен с трудностями. Не такой уж простой была и обстановка, складывавшаяся тогда в нашем искусстве. В некоторых произведениях Корнейчука ощущается влияние ложных эстетических теорий, имевших хождение в послевоенные годы; в частности, отрицательное влияние пресловутой «теории бесконфликтности», дань которой отдавали тогда многие. На Втором съезде писателей СССР в 1954 году Корнейчук признавался, что в известном смысле укрылся от противоречий и реального драматизма народной жизни в зеленой куще своего любимого калинового гая. Преодоление многообразных послевоенных трудностей изображалось им порою слишком облегченно и безмятежно, что так или иначе расходилось с действительным положением вещей.
К чести Корнейчука следует заметить, что он сам понимал упрощенность воспроизводимых обстоятельств, недостаточно четкое идейно-художественное решение отдельных своих пьес. Не случайно главный герой «Страницы дневника», написанной два десятилетия спустя, писатель Искра, в котором угадываются отдельные автобиографические штрихи, рвет свою уже готовую, сулящую успех у невзыскательного зрителя пьесу. Увидев как бы со стороны себя и некоторых своих коллег — самоуспокоившихся, погруженных в мелочные эгоистические интересы, мыслящих и творящих по шаблону, далекому от действительной жизни и ее сегодняшних забот, Искра понимает, что художник, если он хочет быть на уровне своего времени, не должен отделяться от народа, обязан писать правду о его жизни. Вывод, который в качественно новой форме как бы возвращает нас к раннему творчеству Корнейчука. Недаром пьеса названа так прозрачно — «Страница дневника», и так много в ней раздумий драматурга над судьбами современного искусства, над личностью современного художника.
Определенные трудности, встречавшиеся на творческом пути писателя, отразились и в его драме «Крылья». Они сказались как на судьбе пьесы, не лишенной сложностей, так и на ее идейно-художественном содержании. В свое время она вызвала замешательство в среде литературных критиков (и не только критиков), была понята во многом упрощенно и зачислена, так сказать, по сельскохозяйственному ведомству. Между тем это было произведение, как бы к нему ни относиться, трактовавшее вопросы, до тех пор практически в искусстве не разработанные, а лишь едва-едва затронутые. В прозе «первой ласточкой» были «Районные будни» В. Овечкина, в драматургии — «Персональное дело» А. Штейна. Но Борзов функционировал в «районном масштабе», герои Штейна были рядовыми членами партии. В «Крыльях» же — область и ее руководители: председатель облисполкома Дремлюга, первый и второй секретари обкома — Ромодан и Овчаренко, ответственные сотрудники области, показанные не всегда с самой благовидной стороны.
Корнейчук писал о ситуациях и лицах достаточно серьезных и потому не просто высмеивал людей, ставших делягами и чинушами, пустыми болтунами и приспособленцами, но говорил о тревожных фактах общественной жизни. Эпиграфом к «Крыльям» можно было бы поставить его собственные слова, сказанные о «Персональном деле»: «В пьесе подняты важнейшие вопросы о доверии к человеку, о необходимости бережно и свято охранять доброе имя тружеников от перестраховщиков, бюрократов, карьеристов».
Пройдет немного лет после создания «Крыльев», и партия на своих съездах и пленумах скажет свое слово о трудном периоде, пережитом народом, о необходимости ликвидировать его последствия, призовет деятелей советского искусства к объективному, без прикрас и односторонних крайностей изображению реальных жизненных конфликтов. Но это некоторое время спустя. А пока что пьесу Корнейчука, не без трудностей пробившуюся на сцену, сочтут неудачей писателя.
«Крылья» действительно во многом были уязвимы. Истинный драматизм порою сглаживался, в пьесу закрадывались нотки сентиментальности. Недостаток, отмечавшийся и прежде в некоторых произведениях драматурга, вроде упоминавшихся «Банкира», «Расплаты», где драматизм обстоятельств и переживаний героев раскрывался на уровне мелодраматической чувствительности. Сказалась, по-видимому, и известная непоследовательность автора, задумавшего произведение, по своей идейной значительности сопоставимое с «Фронтом», но не сумевшего реализовать до конца свой замысел. Не случайно многоплановая сюжетная композиция не обладала на этот раз необходимым единством; комедийные сцены и персонажи выглядели в пьесе куда убедительнее, чем сцены и характеры, связанные с развертыванием центрального конфликта. Давали о себе знать и уступки, на которые пошел драматург под давлением литературной критики и постановщиков спектакля, все еще мысливших по устаревшим шаблонам. Не исключено, наконец, что и дремлюги, задетые за живое, оказались на этот раз покрепче Горлова. Впрочем, сегодня о достоинствах и недостатках «Крыльев» говорить гораздо легче: мы вооружены знанием фактов истории, пониманием сложности ее путей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});